Т.С.Рудиченко

(Ростов-на-Дону)

 

Политика Романовых в отношении казачества и становление профессиональной художественной культуры на Дону

 

Имеющиеся в распоряжении историков документы позволяют определить, хотя бы условно, время, когда на Дону проявляется тенденция устойчивого роста интереса к различным формам художественной культуры и возникают явления, оцениваемые в исторической ретроспективе как ее памятники. Это вторая половина XVI — начало XVII вв.

Показателем тенденции является, в первую очередь, основание при содействии русских царей подлинных центров культуры — монастырей. Уже в 1573 г. построен Николаевский Черниев на реке Цне, которым Войско Донское высочайше пожаловано «...За службу и за кровь ... на вечное прибежище и на строение»1, в 1613 — Троицкий Борщевский, ниже Воронежа; в середине XVII в. известно еще 5 монастырей в разных районах — на Дону, Медведице, Чиру. На постройку соборной церкви Воскресения Христова в Черкасске по обету, данному во время взятия Азова в 1637 г., Алексеем Михайловичем 29 апреля 1650 г. пожаловано «... 100 рублей и книги во весь год, и ризы, и иные церковные потребы»2.

Разумеется, основанные монастыри не были единственными источниками культуры. Во время морских походов донцы и запорожцы заходили на стоянки на Кавказское побережье Черного моря (в устья рек Чорохи, Супса, Риони, Хоби, Ингури), в Крым, на Балканы (например, на острова близ Болгарии, у г. Сизебола, где располагался монастырь Иоанна Крестителя). По свидетельству главного монаха францисканского ордена в Боснии и Хорватии, 16 августа 1625 г., в праздник Преображения, во взятом г. Трапезунде казаки «... выслушали церковную службу, а затем развлекались и веселились»3.

Донские казаки проявляли склонность к паломничеству. К особо посещаемым принадлежали Соловецкий и Киево-Печерский монастыри. Многие исследователи отмечают, что свои монастыри они воспринимали, скорее, как места приюта для стариков и увечных, посвящавших остаток жизни молитве Богу, для хранения казачьих реликвий и достояния, наконец, остановки посольств-станиц4.

В тяготении к Москве в числе важных геополитических и прочих причин было ее восприятие как преемницы Царьграда, а русского царя как царя не только могущественного, богатого и милостивого (что явствует из «Повести об Азовском взятии и осадном сидении»)5, но и православного. Историк церкви В.Г.Дружинин подчеркивал, что в руках русского царя находилось множество святынь, освящающих его власть, и разрыв с ним повел бы за собою не только лишение доступа к чтимым святыням, но и мог повлечь за собою гнев и кару Божию6. Таким образом, религиозные убеждения казаков переплетались с искренним монархизмом7.

Духовный опыт казаков проявился и в художественных произведениях того времени. И фольклор, и казацкие повести XVII в. обнаруживают хорошее знание христианской литературы. Это эпические песни, уникальные по сюжетике: об Александре Македонском (по «Александрии Сербской»)8, о вавилонском знамении (по «Сказанию о Вавилонском царстве» и апокрифическому житию Федора Тирона)9, о стареющем Орле, напоминающая легенду из «Слова и сказания о зверях и птицах» «Физиолога»10, устное и письменное бытование фрагментов апокрифов («Сказание, как сотворил Бог Адама», «Беседа трех святителей») и повестей («О бражнике»)11.

В 1623 г. сибирскими казаками, потомками донцов, составлено «Написание» о походе Ермака в Сибирь, а донскими в 1642 г. создана повесть «Об Азовском взятии и осадном сидении донских казаков», приписываемая Федору Иванову Порошину. Последнюю не зря называют поэтической, поскольку она выявляет не только владение стилем отписки (донесения) русских приказов, но и поэтическими формулами фольклора и христианской литературы, древнерусской в частности: «Все наши поля чистые от орды нагайския изнаселены. Где у нас была степь чистая, тут стали у нас однем часом, людми их многими, что великия непроходимая леса темные»; «... И солнце померкло во дни том светлое, в кровь обратилось, как есть наступила тма темная»; «О люди божии царя небеснаго, никем в пустынях водимы или посылаемы. Яко орлы парящи, без страха по воздуху летаете, и яко лвы свирепы в пустынях водимы рыкаете!»; «Давно у нас в полях наших летаючи, а вас ожидаючи, хлекчут орлы сизые и играют вороны черные подле Дону у нас всегда брешут лисицы бурые, а все они ожидаючи вашего трупу бусурманского»12.

В приведенных фрагментах находим и фольклорно-книжное поэтическое сравнение войск с непроходимым лесом, и апокалиптические образы «скончания века», и излюбленные в библейской поэзии образы орла и льва, и вызывающую цепь литературных ассоциаций картину степи в ожидании боя («Слово о полку Игореве», «Задонщина» и др.).

Постоянно расширявшееся взаимодействие с Россией (военно-политические и экономические, правовые и религиозно-политические отношения) оформилось к началу XVII в. в регулярный обмен посольствами.

Михаил Федорович Романов с 1618 г. установил ежегодную дачу жалованья за службу, которое получала «зимовая станица»13. Несомненно, что станицы, периодически посещавшие русскую столицу, способствовали укреплению связей и культурному обмену. Живя при посольском приказе, казаки знакомились с бытовым укладом и культурой Москвы, осваивали делопроизводство и привозили оттуда на Дон книги, предметы церковного обихода и даже колокола.

Как справедливо писал военный историк Б.Р.Хрещатицкий: «Когда же имелась надобность дать делам Войска известное направление, то «станицею» искусно пользовались, чтобы через нее провести в Войске желаемое». Автор указывает и на то, что посланцами-казаками (лучшими уважаемыми людьми, утверждаемыми кругом) правительство пользовалось как одним из средств представительства, «… допуская их ко Двору при торжествах и пышных приемах напоказ различным уполномоченным иностранных держав, чтобы те воочию видели славных рыцарей Тихого Дона, грозную силу порубежную, берегущую окраины от вторжения врагов и во имя Веры и Царя всегда готовых обнажить оружие»14.

Посольства также способствовали знакомству с казачьей культурой. Известно, что едва ли не самая ранняя запись русских народных песен (1619–1620), предпринятая по просьбе Ричарда Джемса, содержит воинскую казачьего репертуара о «весновой» службе, более легкой, чем «зимовая»15.

Политика «прикармливания» послов-казаков по формуле: «приняли с честью и на приезде и на отпуске одарили» — благоприятствовала узурпированию прав на участие в станицах. По многим причинам в военно-административном центре казачества Черкасске постепенно выделяется небольшая группа лиц, постоянно избираемых, называемых старшиной (старшинами). Они позднее становятся жалованными атаманом (неизбираемыми) и составляют его окружение. К концу XVIII в. времени юридического уравнивания старшиной с русскими дворянами, в 1755 г., пожалованных атаманом было 32 человека, кроме того 10 пожаловано старшинами командованием русской армии16.

Отстранение рядовых казаков от дележа царского жалования, захват земель, сманивание на Дон крестьян из России (нередко они приходили вместе со станицами) приводит в XVIII в. к экономическому расслоению казаков. Имущественное неравенство, выделение элиты, становившейся потомственной, поскольку звания в XVIII в. стали получать четырнадцати-шестнадцатилетние отпрыски за заслуги их дедов и отцов17, оформление землевладения — все это входило в планы правительства. Кроме того, гибкое сочетание привилегий и повинностей, прав и обязанностей превратило казаков в замкнутое сословие. С 1738 по 1775 гг. происходит повышение статуса казачьих офицеров, уравненных в правах с армейскими, а в 1798 г. за казаками фактически признаны права дворянства18. Войсковой круг, как заметил Б.Р.Хрещатицкий, принял отчасти вид «аристократического учреждения в силу взаимной родственной поддержки выдвинувшихся старшин, что ... заставляло все больше и больше считаться с центральным правительством Государства, которое постепенно все забирало в свои руки...». Имея нужду в «спокойных донцах», как «боевом материале», правительство «охотно шло навстречу исканиям старшин, и на Дону появляются царские указы, гласящие о пожаловании ковшей, сабель, медалей, званий старшин, орденов, армейских чинов, земель и, наконец, крепостных крестьян»19.

Все это приводит к постепенной утрате донцами самобытности. Еще в XVIII в. в военном деле, бытовом укладе, материальной культуре, обычном праве, обрядах, фольклоре казаков много азиатского или, шире, «восточного», что красочно описано историками и литераторами начала XIX в.: В.Д.Сухоруковым и Е.Н.Кательниковьм20.

«Европеизация» и русификация казачества влечет за собой развитие искусств, характерных для русской столицы. Их поклонниками и пропагандистами становятся донские атаманы и старшины.

Донская столица Черкасск была довольно хаотична по планировке, так как сложилась из 11 поселений, несколько раз выгорала (в 1644, 1670, 1687, 1710 гг. и др.). В XVIII в. начинается застройка и оформление торгового центра и подворья атаманов Ефремовых21.

По мнению В.И.Кулишова, жилой дом типа куреня — на сваях или каменном подклете — появляется у донских казаков после оставления ими отвоеванного у турок Азова и, по-видимому, у них заимствован22. Хотя в современной станице Старочеркасской (бывшем Черкасске) самые старые курени датируются второй половиной — концом XIX в., многочисленные описания позволяют сделать вывод, что они в основных своих чертах сохранили конструктивные и функциональные признаки. Обновление коснулось преимущественно декора. Высокие лестницы с крытым крыльцом, переходящим в обходную галерею, почти метровый вынос карниза четырехскатной кровли, сложный характер междуэтажного перекрытия и техники обработки леса — все это свидетельствует о высоком уровне строительного дела23.

Деревянные донские храмы также были весьма своеобразны. Объем одного сооружения представлял собою пирамиду из поставленных друг на друга 3–4 восьмигранных срубов, покоившихся на каменном основании и завершавшихся маковкой с крестом. Три такие пирамиды — «башенки» соединялись по оси В — З. По технологии строительства (сборно-разборная конструкция) они напоминали и донские курени, и стационарные срубные сооружения народов Азии24.

В столичном Черкасске эти пирамидальные храмы, имеющие глубокие корни в традиционной культуре казаков с ее приверженностью к модели «вложенного пространства», при личном содействии Петра I и Елизаветы Петровны трансформируются в возводимые приезжими мастерами каменные, барочные, с классическими элементами (ордером).

Для строительства Войскового Воскресенского собора Петр I прислал план, мастеров, два колокола, «связевое железо», деньги, книги и культовые предметы. Он лично заложил в алтарь собора несколько камней25.

И здесь монаршей щедрости сопутствовал политический расчет. Государь поддерживал таким образом официальную пореформенную церковь, с трудом утверждавшуюся не только на всем Дону, но даже в Черкасске. В отступление от собственного указа 1714 г. о запрете каменного строительства повсюду, кроме Петербурга26, Петр I поддержал закладку каменных храмов в Черкасске.

В начале XVIII в. появляются каменные жилые дома торговых казаков. Если они во многом еще опирались на тип куреня, то оформлявшееся в середине века подворье атаманов Ефремовых (Данила Ефремов назначен атаманом в 1738 г.) включало настоящий дворец, возведенный по типу петербургских и московских в классическом стиле; домовую церковь во имя иконы Донской божьей матери, прообразом которой стала трехкупольная Воздвиженская церковь (1700) Киево-Печерской лавры, где Данила Ефремов некоторое время состоял ктитором27.

На рисунках, выполненных Н.А.Львовым, архитектурные ансамбли Черкасска выглядят очень гармоничными и художественно завершенными.

Иконостасы черкасских храмов выполнялись московскими мастерами (в частности, иконостас Воскресенского Войска Донского собора — Егором Ивановым Греком в 1749 г.), а домвой церкви Ефремова — греческими и итальянскими мастерами. Искусствоведы полагают, что и ее проект, возможно, был сделан архитекторами школы Растрелли и Ринальди28.

В XVIII в. создается галерея парадных портретов-парсун донских атаманов, их жен, императриц и членов царском семьи. В 1749 г. Д.Ефремову пожалован был портрет императрицы Елизаветы с бриллиантами29. Большая часть полотен анонимна. По атрибуции искусствоведа И.П.Гуржиевой и художника-реставратора М.Е.Соколенко30, один из ранних портретов Д.Е.Ефремова принадлежит кисти иконописца Киево-Печерской мастерской. Этим же художником выполнены портреты других членов семьи Ефремовых. В период правления сына Д.Ефремова, Степана, галерея пополняется работами столичных мастеров, в частности, А.П.Антропова. Его кисти принадлежали портреты членов императорской фамилии и самого атамана С.Ефремова (последний находится в Русском музее Санкт-Петербурга)31.

В XVIII в. по столичному образцу в Черкасске появляется хоровая капелла. Точное время ее создания пока не установлено, но в документах ГАРО, а в также опубликованных в сборниках Статистического комитета Войска Донского имеются записи о покупке нот (1776–1777 гг.) и о том, что Алексей Иванович Иловайский в 1777 г. решил укрепить капеллу и по рекомендации главы Воронежской епархии Тихона принял в качестве регента Ивана Маликова, «...знающего италианскую ноту твердо». Документы о деятельности капеллы в 1777–1804 гг. позволяют судить о том, что капелла пела партесные гармонизации (в составе хора упомянуты «басисты, тенористы» и альты). Хотя о дискантах впрямую не говорится, имеются записи о певчих мальчиках (обычно это дисканты). В 1802 г. капельмейстер Андрей Валуйсков приобрел в Воронеже ноты концертов за 100 рублей32. Состав капеллы и уровень исполнительского мастерства в значительных пределах колебались в зависимости от поддержки войсковой администрации. В ней пели в основном казаки, отбираемые по всей территории Войска Донского, регентами (капельмейстерами) работали приглашенные из иногородних.

В 1811 г. капеллы создаются во всех казачьих войсках. Они включают в свой состав также оркестры — музыкантские хоры. Во всяком случае, Донская капелла появилась значительно раньше указа 1811 г., содержалась на войсковые средства и была пропагандистом русской хоровой музыки европейского направления33.

Образование и образовательные учреждения в XVIII в. не оказывали еще существенного влияния на развитие донской культуры. Первая попытка, предпринятая в этом направлении — открытие Войсковой латинской семинарии (по указу Елизаветы Петровны 1746 г.), не была поддержана ни войсковой администрацией, ни казачьей верхушкой потому, что воспринималась в духе распространения на Дону латинской ереси; в семинарии в числе прочих дисциплин преподавался латинский язык и поэзия. В 1758 г. она под благовидным предлогом закрывается34.

Удачнее сложилась судьба народного училища (с 1790 г. — начальное, с 1793 — главное), благодаря существованию которого в ОВД стали готовить учителей и войсковых писарей. В учебных планах училища значились не только обычные для того времени катехизис, священная история, арифметика, русская грамматика, геометрия, но значительное число гуманитарных предметов — история, география, гражданская архитектура, иностранные языки35. Число выпускников училища, как и открытой в 1805 г. гимназии, было невелико, исчисляясь несколькими сотнями. Их влияние на развитие культуры на Дону сказывается лишь в 20–30 гг. XIX в.

В становлении профессиональной художественной культуры на Дону можно выделить два исторических этапа.

Первый (XVIXVII вв.) знаменуется интеграцией казачества в русское государство и усилением влияния Москвы как православного центра. Второй отмечен тенденцией русификации и европеизации казачьей культуры.

В XVIXVII вв. преобладают контактные формы культурного взаимодействия — совместные военные походы, посольства в Москву, паломничество. В этом процессе в той или иной форме участвовала практически вся масса казаков, поэтому он имел демократический характер. Влияние России было велико, но не стоит недооценивать и роли балканских и кавказских стран и народов. Характерно распространение в казачьей среде тюркских и кавказских языков, прослеживаемое историкам до конца XVIII в. В бытовой стороне жизни донцов сохраняются многие черты, присущие народам Азии и, шире, Востока.

Русские цари, прежде всего Романовы, воздействовали на Войско Донское через православную церковь. Неслучайно именно в формах, сложившихся в ее недрах, и происходит взаимодействие с русской культурой. Освоение христианского книжного фонда и выросшей на его основе древнерусской литературы (ее жанров и видов), богослужебного пения и выработка своеобразных типов культовых сооружений (часовен и церквей) — все это происходило при прямом участии государей. К ним обращались казаки по вопросам посылки на Дон книг, икон и церковной утвари, помощи в строительстве храмов. Благодаря разного рода посланиям, направлявшимся царям, мы можем судить об уровне развития литературной одаренности казаков.

Второй этап, охватывающий XVIII столетие, был связан с культурной «интервенцией». Хотя сохраняются контактные формы первого периода — походы, участие в столичных царских приемах, появляются и иные. С 1709 г., после подавления Булавинского восстания, на Дону постоянно находятся полки русской армии, располагаясь в самом сердце Земли Донской — на Среднем Дону, а также в окраинных крепостях. Но проводниками русской культуры европейского типа становится донская элита — старшна. Создание такой элиты и постепенное уравнивание ее в правах с русским дворянством было целенаправленной политикой государей. Появляется слой донской аристократии, ориентировавшейся на русское дворянство и нуждавшейся в самоутверждении. Как это всегда бывает, ее возникновение влечет за собой поиск способов укоренения в обществе. Одним из них, унаследованным от средневековья, было создание новой генеалогии, придававшей кланам выдвиженцев солидность и легитимность. Так на Дону появляется галерея парадных портретов, позднее батальная живопись, увековечившая не только подвиги в битвах рядовых казаков, но и их предводителей. Художественные полотна создаются преимущественно русскими и украинскими мастерами. Первые донские художники выдвигаются на рубеже XIX столетия. Самый талантливый из них — Андрей Жданов.

Донские помещики заказывают столичным архитекторам проектирование усадебных ансамблей с дворцами, домовыми церквами и другими сооружениями. Так же поступает и администрация Войска, приглашая проектировщиков и строителей-инженеров, нередко иностранцев.

Созданная в Черкасске капелла ориентируется в своей деятельности на петербургскую придворную и демонстрирует приверженность к стилю концертирования, развивавшемуся в России с конца XVII и на протяжении всего XVIII столетия. Документы показывают, что штаты певцов и регентов пополнялись за счет приглашенных из России. Положение изменяется лишь тогда, когда капеллы появляются во всех казачьих войсках и работа певчих постепенно превращается в воинскую службу, становясь прерогативой казаков.

Присущая XVIII столетию секуляризация культуры на Дону стимулировалась еще и понижением статуса церковного подчинения Войска Донского при Петре I и закрытием монастырей при Екатерине II. Казаки, все еще сохранявшие в своем сознании память о былом партнерстве с Россией, никак не желали смириться со статусом провинции Российской империи и в течение всего XVIII в. ориентировались на образ жизни и культуру столицы.

 

Примечания

1 Римский С.В. Казачество, религия, терпимость // Международная жизнь. 1992. № 7. С.92.

2 Черницына В., Коршиков Н. Краса донского края // Богатый колодезь. Историко-краеведческий альманах. Вып.1. Ростов-на-Дону, 1991. С.119.

3 Королев В. К. «По край было моря синего…» // Там же. С.145, 147, 149, 150.

4 Казачий Дон. Очерки истории. Ч.2. Ростов-на-Дону, 1995. С.50-51.

5 «И государь наш великой, пресветлой и праведной царь, великий князь Михайло Федорович всеа Руси самодержец, многих государств и орд государь и обладатель. Много у него, государя царя, на великом холопстве таких бусурманских царей служат ему, государю царю, как ваш Ибрагим турской царь. Коли он, государь наш, великой пресветлой царь, чинит по преданию святых отец, не желает разлития крови вашея бусурманския. Полон государь и богат от бога ж данными своими и царскими оброками и без вашего смрадного бусурманского и собачья богатства. А естли на то было тако ево государское повеление, восхотел бы толко он, великой государь, кровей ваших бусурманских разлития и городом вашим бусурманским разорения за ваше бусурманское к нему, государю, неисправление… велел бы войною своею украиною…» (Воинские повести Древней Руси. Л., 1985. С.437.).

6 Дружинин В.Г. Раскол на Дону в конце XVII века. СПб., 1889. С.64.

7 Рыжкова Н.В. Религиозность как черта ментальности донских казаков // Христианство и христианская культура в степном Предкавказье и на Северном Кавказе. Ростов-на-Дону, 2000.

8 Памятники литературы Древней Руси. Вторая половина XV века. М., 1982; Набоко М.В. Былинная песня об Александре Македонском // Сохранение и возрождение фольклорных традиций. Вып.4. М., 1994.

9 Памятники литературы Древней Руси. Вторая половина XV века; Иванов А.Н. «Федор Тирон» в эпике казаков-некрасовцев // Сохранение и возрождение фольклорных традиций. Вып.4. М., 1994.

10 Рудиченко Т.С. Об архаических мотивах в былинном эпосе донских казаков // История и культура народов степного Предкавказья и Северного Кавказа: проблемы межэтнических отношений. Ростов-на-Дону, 1999.

11 В записях Л.К.Розенберга от линейцев на Кубани (переселенных донских казаков) известны «Сказание, как сотворил Бог Адама» и «Беседа трех святителей», Ф.В.Тумилевича — «О бражнике». Помимо того, многие апокрифы фрагментарно представлены в фольклоре донских казаков.

12 Воинские повести Древней Руси. С.431, 432, 433, 436.

13 «Зимовая» станица была многочисленной (до 20 человек) и возглавлялась нередко войсковым атаманом, помимо того, по мере надобности снаряжались 3-4 «легких» (3-5 человек) в течение года. См.: Черницына В., Коршиков Н. Краса донского края // Казачьи войска. Хроники гвардейских казачьих частей. Справочная книжка Императорской главной квартиры. Репринтное издание. Б/м, 1992. С.51.

14 Хрещатицкий Б.Р. История лейбъ-гвардии казачьего Его Величества полка. Ч.1. СПб., 1913. С.22.

15 Памятники литературы Древней Руси. Конец XVI — нач. XVII веков. М., 1987. С.536; комментарий к песне см. на с.616.

16 Пронштейн А.П. Земля донская в XVIII веке. Ростов-на-Дону, 1961. С. 178.

17 Там же. С.178.

18 Там же. С.180.

19 Хрещатицкий Б.Р. Указ. соч. С.14-15.

20 Сухоруков В.Д. Общежитие донских казаков в XVII-XVIII столетиях. Исторический очерк. Новочеркасск, 1892; Кательников Е.Н. Историческое сведение Войска Донского о Верхне-Курмоярской станице. Новочеркасск, 1886.

21 Кулишов В.И. В низовьях Дона. М., 1987.

22 Там же. С.42.

23 Лазарев А.Г. Традиционное народное жилище донских казаков. Казачий курень. Ростов-на-Дону, 1998.

24 Пищулина В.В. Истоки традиций храмостроения на Дону // Научная мысль Кавказа. Северо-Кавказский научный центр высшей школы. 1998. № 1(13); Лазарев А.Г. Купола над Доном, Кубанью и Тереком. Кн.3. Архитектура христианских храмов. Ростов-на-Дону, 2000.

25 Кулишов В.И. В низовьях Дона... С.65.

26 Там же. С.65.

27 Там же. С.56.

28 Там же. С.58.

Казачьи войска. Хроники гвардейских казачьих частей. Справочная книжка Императорской главной квартиры. Репринтное издание. Б/м, 1992. С.420.

30 Донской парадный портрет XVII-XIX в. Каталог. Живопись. Графика. [М.], 1993. Авторы вступительной статьи и составители каталога И.П.Гуржиева и М.Е.Соколенко.

31 Там же.

32 Жукова Л.М. Донская Войсковая певческая капелла во второй половине XVIII начале XIX веков // Христианство и христианская культура в степном Предкавказье и на Северном Кавказе.

33 Вальченко А.В. Из истории Донского Войскового певческого хора // Там же.

34 Астапенко М.П. История донского казачества. Ростов-на-Дону, 1999. С.250.

35 Казачий Дон. Очерки истории… С.89-90.