РОМАНОВЫ И КУЛЬТУРА РОССИИ

А.М.Сафронова

(Екатеринбург)

В.Н.Татищев о роли Петра I в распространении просвещения в России

Татищев вошел в историю России как выдающийся администратор, автор первого научного труда по отечественной истории, как первый источниковед и археограф, один из первых географов и статистиков, выдающийся деятель просвещения — теоретик и практик. Труды Татищева о просвещении в России активно изучаются около двух столетий, но до настоящего времени никем специально не рассматривались сведения по истории школы и образования, имеющиеся в его сочинениях.

Этих сведений больше всего имеется в уникальном труде Татищева «Разговоре двух приятелей о пользе науки и училищах», над которым он трудился в 30-х годах XVIII в. и который стал самым крупным историко-философским и одновременно историко-педагогическим трактатом в России первой половины XVIII в. Как страстный поборник просвещения, Татищев не мог не отразить вопросы, касающиеся образования, и в «Лексиконе» — первом отечественном энциклопедическом словаре, работу над которым он не успел завершить при жизни. Затронуты они и в самом главном труде Татищева — «Истории Российской», положившей начало развитию отечественной истории как науки.

В «Предъизвесчении» к «Истории Российской» Татищев задает вопрос: «Что же история в себе заключает?» — и выделяет в ней четыре важных составных части: историю божественную, церковную, гражданскую, или политику, а также историю «наук и ученых». В этой четвертой части речь, по его мнению, должна идти «о начале и происхождении разных званей училися, наук и ученых людей, яко же от них изданных книгах и пр., из которой польза всеобсчая произходит»¹.

Вдумаемся в это суждение. По сути, Татищев первым в отечественной историографии сформулировал задачу изучения культуры и просвещения России в контексте ее политической истории. История гражданская («все деяния человеческие, благие и достохвальные или порочные и злые») должна дополняться сведениями о том, какую роль в распространении образования сыграл тот или иной правитель. По сути, мы можем считать Татищева первым исследователем истории образования в нашей стране. Он специально останавливался на вопросе о роли монархов в организации школ, начиная с Великого князя Владимира и кончая императорами первой половины XVIII в. Рассматривал деятельность на этом поприще наших митрополитов и патриархов. Затрагивал вопрос об уровне их собственной образованности, привел интересные факты о распространении женской грамотности в Киевской Руси и не удивительно, что именно Татищев стал первым, кто затронул вопрос о роли Романовых в развитии просвещения в России.

В «Предъизвесчении» к истории Татищев отмечал, что по прибытию в Петербург в 1739 г., приведя «Историю» «в порядок», снабдив примечаниями, «многим оную показывал, требуя к тому помосчи и разсуждения», но получил противоречивые отзывы и даже обвинения, будто «православную веру и закон … опровергал». В связи с этим вынужден был подвергнуть свой труд своеобразной духовной цензуре, отдать его новгородскому архиепископу Амвросию, который, «держав более месяца», «ничего истинне противнаго» не нашел, но предложил сократить некоторые «рассуждения», не согласные с церковными историями, изложенными в Прологах и Четьих Минеях. В частности, Татищеву пришлось сократить суждения «о манастырех и училисчах», по-видимому, критического характера².

Хотя Татищев довел свою «Историю» лишь до 1613 г., до окончания Смуты и основания новой царской династии, и рассматривал вопросы школы и образования в контексте деяний Рюриковичей, как истинный поклонник просветительства, он не мог удержаться и от оценок действий Романовых на этом поприще. Эти оценки рассыпаны на страницах многотомной «Истории» и в основном посвящены Петру I.

Общеизвестно, что Татищев являлся одним из самых ярых поклонников реформаторской деятельности Петра. В «Предъизвесчении» он признается, что, хотя толчок к написанию истории дал ему Яков Брюс в 1719 г., «главнейшее было желание воздать должное благодарение вечной славы и памяти достойному государю… Петру Великому…»³. Татищев отмечал, что Петр сам «великое желание к знанию древности имел, для котораго неколико древних иностранных исторей перевесть повелел и часто с охотою читал…надеюсь, что отечества древности гораздо приятнее ему быть могли, нежели египетские, греческие и римские»⁴.

Татищев бегло охарактеризовал первые шаги Романовых в области просвещения: «Царь Алексей Михайлович детей своих латинскаго языка обучал и Спаское училище возобновил, но все оное мало успевало. Царь Феодор как сам был неколико обучен, особливо в стихотворстве и пения охоту имел, новое согласие пение ввел, а греческое демественное оставил, поучения всенародные в церкви сказывать повелел, для которого достаточных учителей призвал». Татищев противопоставил действия царей и патриарха Иоакима: последнему, «яко нимало ученому, весьма сие противно показалось, за что он и учителя Симиона Полоцкаго, яко еретика, проклинал, а по кончине государя поучение в церквах запретил даже»⁵.

К деяниям Петра I на поприще просвещения Татищев не раз обращался на страницах «Истории Российской», оценивал их чрезвычайно высоко, причем исключительно в контексте противоборства Петра с церковью. Татищев противопоставлял деятельность церкви и монастырей в Древней Руси и в позднейший период. В вариантах к главе 8-й, посвященной Ярославу Мудрому, высоко отзываясь о вкладе Ярослава в распространение монастырей и церквей, установление «урока» для них — «учить людей слову божию и закону», Татищев отмечал, что со времен Владимира это делалось, когда митрополит Леонтий ввел порядок, закрепленный еще в уставе императора Константина Великого, при котором официально было принято христианство в Риме: « чернцы на то токмо устроены, чтоб возрастных в церкви во время молитвенное, а юных во училищах письму и закону обучать», и для этого им дано достаточное содержание⁶.

По мнению Татищева, активная, позитивная роль духовенства в распространении образования в России утратилась с наступлением татаро-монгольского ига: «У нас науки до нашествия татар довольно умножились, но по нашествии Батыеве совсем угасли, а монастыри от учения отстали»⁷. Татищев считал, что в России, как и в Византии, «монахи, получа многие доходы, в праздности жить начали». Иван Грозный запретил давать новые вотчины монастырям, повелел забрать приобретенные противозаконно. И только Петр I, «бессмертныя славы и пользы Российския умножитель и сущий отец отечества», «о введении добраго порядка в монастырях, о умножении училищ и о употреблении на оных туне гиблемых надмерных монастырских доходов уставом духовным и указом 1724 года и другими изъявил»⁸.

Татищев имел в виду именной указ, данный Петром Синоду 31 января 1724 г. В нем толковалось понятие монашества, причины появления монастырей, критиковалась праздность монахов и определялись обязанности архимандритов по организации призрения отставных солдат, нищих, обучению сирот, мальчиков и девочек, грамоте, а мужской пол — еще и цифири, и геометрии. Отметим, кстати, что это был первый законодательный акт в России, касавшийся женского образования. В указе Петра 1724 г. расписывались также основы организации духовных семинарий в Петербурге и Москве, провозглашалась подконтрольность действий духовных лиц в этой сфере со стороны «светских градоуправителей»⁹.

В главе 47 «Об иерархии», рассматривая историю управления церковью до XVII в., Татищев подробнее коснулся церковной реформы Петра I. Заметим, что вся эта реформа подана здесь Татищевым почти исключительно в плане пользы для распространения просвещения. Он отметил, что после смерти патриарха Андриана в 1700 г., Петр «все правление его поручил одному архиепископу, над доходами патриаршими определил другаго и повелел оные на устроение и содержание училищ употребить»¹⁰. Учреждение Петром вслед за Синодом пяти архиепископств Татищев расценивал как правильный, полезный шаг опять же исключительно в плане распространения просвещения, как меру, способствующую контролю за деятельностью училищ и богаделен: «И как его величество ни о чем более, как к просвящению народа науками и ко искоренению суеверств прилежал, чрез которое многие неповинно в заблуждении гинут, и хотя о училищах в Духовном уставе положено, но Синоду за далеко отстоящими архиереи надзирать невозможно, намерился учинить 5 архиепископов, яко великороссиский, белороссиский, малороссиский, болгорский и сибирский; под их смотрением 38 епископов, при них для помощи в правлении, а собственно к содержанию училищ и богоделен 48 архимандритов и на всех достаточное денежное жалование из их собственных и монастырских доходов положил»¹¹. Текст этого закона с припиской Петра — «Достальные употребить проповедникам в иноверцах, на прибавочные школы и богадельни» — Татищев видел у Ф.Прокоповича: в декабре 1724 г. царь «изволил о учреждении училищ в монастырех указом Синоду подтвердить, но кончиною его величества все оное в забвении осталось»¹². Текст этого законодательного акта отсутствует в ПСЗ, поскольку же Татищев подробно передал его содержание, значит, такой указ Петра существовал, и следует выяснить судьбу этого документа.

В вариантах к главе 6-й, посвященной киевскому князю Владимиру, Татищев снова рассуждал о том, какими доходами должна располагать церковь и на что их тратить. Он поддерживал политику Петра по контролю за расходованием церковных средств: «смотреть нужно, на какую потребу и сколько церковь дохода требует; главная того потребность содержание больниц, богаделен и училищ, а не на роскошность, пиянство и блуд или великолепие духовных», как Петр в указе 1724 г. изъяснил¹³. Вероятно, именно это место Татищеву пришлось подвергнуть сокращению в результате критики Амвросия в 1739 г., и оно сохранилось лишь в вариантах «Истории», а в главный текст не вошло.

На страницах «Истории» Татищев вскользь, очень глухо выразил опасения в отношении дальнейшей судьбы просвещения в России: хотя и после смерти Петра на этом поприще «несколько прилежания показано, токмо тому многие препятства находятся и суще такие, ежели оные отняты и достаточно исправлено не будет, то мы никакой надежды к распространению наук иметь не можем». Нежелание более четко сформулировать свое мнение Татищев объяснил так: «Я же как не наставление, но историю пишу, так более о том упоминать и способы представлять причины не имею и оставляю мудрейшим и должность имеющим в разсуждение»¹⁴.

В «Разговоре» Татищев более подробно обращается к оценке вклада Петра I в развитие просвещения. Он опровергает суждение, распространенное среди некоторых слоев дворянства, что в « древние времяна… у нас языков и наук не знали, да как в Сенате (имеется в виду Боярская дума — А.С.), так в воинстве, и везде во употреблении людей мужественных, благоразсудных и прилежных гораздо более было, нежели ныне». Да, подтверждает Татищев, людей в думе, приказах, городах, воинских и гражданских чинов было немало, «но сколько междо оными достойных того звания было, то… руские гистории обстоятельнее покажут…походы казанские и действа от вельмож руских от времени царя Феодора Ивановича до воцарения Алексея Михайловича…прочитаешь и познаешь, сколько от недостатка наук и скудости в разсуждении от их порядков беды и раззорения государству учинилось». Главная же причина этого, по Татищеву, «фамильная спесь». Только Петр это искоренил, «доброй порядок в правлении и воинстве учредил». Славу себе и Отечеству Петр снискал «чрез познание состояния и порядков других государств», для чего «многое число шляхетства в разные государства для обучения посылано, в России многие школы заведены и знатные иноземцы в службу приняты были»¹⁵.

Подтверждая суждение воображаемого собеседника, что «имеем довольно народных училищ, в которых мы обучать можем», Татищев писал: «Воистинно мы и наши наследники за учреждение школ вечно достойныя памяти его императорскому величеству Петру Великому …достойно возблагодарить не можем»¹⁶.

Татищев высоко оценивал быстроту проведения школьной реформы и ее результативность, хотя и понимал, что учрежденных школ явно недостаточно: «И хотя сии все учрежденные школы не довольны или не в состоянии все российское юношество и всему нуждному научить, однако ж для перваго случая и в так краткое время устроенных и плоды приносящих немалой похвалы достойны»¹⁷. Он приводит пословицы: «вдруг кривулий не исправишь», «и Рим не в един год построен» — и выражает надежду, что школы «со временем от часу могут распространиться и всем ко всему способными и довольными быть»¹⁸.

Татищев видит положительную роль Петра в распространении в России латинского языка, на котором написано большинство книг, нужных священникам — риторических, метафизических, по морали и филологии. Петр сделал это «по примеру других государств»¹⁹.

Особой заслугой Петра I Татищев считал основание Академии наук. Он признается, что поначалу не понял, зачем России нужна Академия, когда не развита еще сеть школ. Он передает нам содержание разговора с Петром в Летнем доме, состоявшегося перед отправкой Татищева в Швецию в 1724 г. Президент Академии наук Блюментрост попросил Татищева «в Швеции искать ученых людей и призывать» в профессора в учреждающуюся Академию. Татищев рассмеялся: «Ты хочешь зделать архимедову машину очень сильную, да поднимать нечево и где поставить места нет… ищет учителей, а учить некого, ибо без нижних школ Академия оная с великим росходом будет безполезна»²⁰. Вдумаемся в это суждение: если даже такой просвещеннейший человек, как Татищев, сподвижник Петра, поначалу не понял действий своего кумира, посчитал их преждевременными в условиях редкой сети школ, что же говорить о других современниках и насколько же прозорлив был Петр, как далеко он умел смотреть вперед.

Татищев передает нам личное мнение Петра по поводу Академии, которое показывает всю мудрость этого человека: «Я имею жит скирды великие, токмо мельницы нет, да и… воды довольства в близости нет, а есть воды довольно в отдалении. Только канал делать мне уже не успеть, для того что долгота жизни нашей ненадежна, и для того зачал перво мельницу строить, а канал велел только зачать, которое наследников моих лучше понудит к построенной мельнице воду привезти. Зачало же того я довольно учинил, что многие школы математические устроены, а для языков велел по епархиям и губерниям школы учинить, и надеюся, что плода я не увижу, но оные в том моем отечеству полезном намерении не ослабеют»²¹. Петру оставалось жить всего несколько месяцев, и Академию наук открыли уже после его смерти, но, не успей он положить ей начало, вряд ли это было бы сделано в первой половине столетия. Пожалуй, только Екатерине такой шаг был бы под силу, недаром ее, как и Петра, называли Великой.

Татищев справедливо противопоставляет политику Петра Первого на поприще просвещения и его ближайших наследников: «Но сие желание и надежда его величества весьма обманула, ибо по его незапном преставлении хотя люди в науках преславныя вскоре съехались и академию основали, но по епархиям, кроме Новгородской и Белогородской, не токмо школ вновь устрояли, но некоторые и начатые оставлены и разорены, а вместо того архиереи конские и денежные заводы созидать прилежали, чрез что пять лет по смерти его величества весьма преуспевало»²². Вот где Татищев дал волю своему гневу в адрес тех духовных лиц, которые забыли свои главные обязанности.

Татищев приводит имена европейских правителей, которые «неусыпно о распространении наук прилежали»: это Генрих IV и Людовик XIV во Франции, Генрих VIII и Елизавета в Англии, Карл I в Испании, Густав и Кристина в Швеции. Петр Великий в России, пишет Татищев, «если не всех оных превосходит»²³.

В «Разговоре» Татищев особенно четко проводит тезис о том, что образование народа — залог процветания государства и его развития без бунтов. Он убежден, что как в отношении одного человека, так и всего мира со «временем по естеству возрастать и умножаться знанию нужно», то есть знания накапливаются естественным образом, сами по себе, но нужна и «прилежность» и человека, и государства. Человек из-за лености и нерадения, родительского несмотрения, может лишить себя этого блага в жизни, но собственной «прилежностью приобрести может». «Равно сему и в общественном един народ или государство пред другим прилежанием собственным и случаями от властей учрежденных училищ более успевает»²⁴. Поэтому Татищев и ставил Петра в пример и призывал следовать за ним как другим монархам, так и всему обществу.

Примечания

¹ Татищев В.Н. История Российская. М.; Л., 1962. Т.1.С.79.

² Там же. С.85.

³ Там же. С.87.

⁴ Там же.

⁵ Там же. С.381

⁶ Татищев В.Н. История Российская... Т.2. С.241.

⁷ Там же. С.241–242.

⁸ Там же. С.242.

⁹ См.: ПСЗ. СПб. 1830.

¹⁰ Татищев В.Н. История Российская... Т.1.С.381.

¹¹ Там же. С.382.

¹² Там же.

¹³ Там же. Т.2. С.236.

¹⁴ Там же. Т.1. С.382.

¹⁵ Татищев В.Н. Избранные произведения. Л., 1979. С.101.

¹⁶ Там же.

¹⁷ Там же. С.105.

¹⁸ Там же.

¹⁹ Там же. С.101.

²⁰ Там же.

²¹ Там же. С.105.

²² Там же.

²³ Там же. С.84.

²⁴ Там же. С.112.