Дневник Л.Н. Коряковой и И.О. Корякова о раскопках предполагаемого захоронения останков царской семьи*
июль 1991 г.

Каждый из авторов вел свои личные заметки происходящего, но события, связанные с раскопками на Коптяковской дороге, нашли схожее отражение в двух записных книжках. Поэтому вполне естественна, что представленный здесь дневник является некой отредактированной компиляцией наших записей. Однако не все отрывки из записных книжек могли быть легко слиты воедино, ибо отражали либо события, в которых участвовал только один из авторов, либо мысли только одного автора. Такие отрывки вошли в текст отдельными кусками, помеченными (в начале и в конце) инициалами соответствующего автора. Это относится, прежде всего, к началу повествования. Кроме того, мы сочли необходимым в отдельных случаях включить минимальные комментарии, дабы общая картина оказалась более цельной и внятной. Такие комментарии помещены в квадратные скобки.

Гости говорили, что это настолько важ­ное дело, что им занимаются наши власти; оно войдет в историю, и мне не придется жалеть о потерянном времени. Я продолжала отказываться, ссылаясь на загруженность и срочную работу (чем вызвала, как стало потом известно, искреннее недоумение у собеседников), и попросила воз­можности отложить принятие окончательного решения до вечера, чтобы спокойно обдумать.
После ухода гостей я, естественно, все рассказала И.О., хотя и пообещала держать разговор в секрете. Узнав содер­жание беседы и вспомнив, что приближается годовщина убийства царской семьи, И.О. пришел к выводу, что пред­стоят раскопки именно этого захоронения. Особого удивления не было: в последнее время то и дело в прессе и на телевидении возникали сюжеты, связанные с той дав­ней загадочной историей. Стало ясно, что отказываться от участия в раскопках нельзя — без специалиста такие рабо­ты проводиться не должны, а из утреннего разговора было понятно, что организаторы будущих раскопок плохо пред­ставляют себе специфику дела, за которое берутся. Итак — согласие... Но они считали, что им нужен только один квалифицированный археолог. Учитывая, что одному рабо­тать практически невозможно — предстояли разметка и нивелировка раскопа, различные промеры, ведение черте­жей — я настояла на включении в группу И.О., который хорошо знаком с технической стороной полевого археологи­ческого исследования, поскольку неоднократно бывал в экспедициях.
На 10 часов утра 10 июля было назначено совещание по поводу будущих раскопок. Когда в кабинете начальника Верх-Исетского РОВД В.И. Пичугина собралось около полу­тора десятка людей, я с удивлением обнаружила, что большинство из них незнакомы друг с другом, за исклю­чением двух-трех человек. Более того, кроме этих двух­трех, никто не знал, зачем приглашен. В начале заседания В.И. [Пичугин] сказал, что всем присутствующим пред­стоит участвовать во вскрытии одного захоронения, но на вопрос "Какого?” отвечать отказался.

Формально все выглядело следующим образом. Граж­данин А.Н. Авдонин, доктор геолого-минералогических на­ук, подал в милицию заявление о том, что обнаружил в лесу останки людей. По этому поводу открывается уголов­ное дело и формируется следственная группа для выяс­нения обстоятельств гибели людей и идентификации пос­ледних. Когда В.И. [Пичугин] представил меня как архео­лога, на лицах некоторых присутствующих отразилось не­доумение: никогда раньше в подобных делах археологи не участвовали. Я передала В.И. [Пичугину] список инстру­ментов, необходимых для проведения раскопок. Оказалось, что экспедиция не имеет даже карандашей, не говоря уж о нивелире или теодолите. Не было ни реек, ни бечевки, ни миллиметровой бумаги — только лопаты. До выезда оставалось меньше суток. Я поинтересовалась, какова причина спешки в столь важном деле — ни одна научная археологическая экспедиция не организуется в столь ко­роткий срок. "Решение об этих работах было принято Свер­дловским облисполкомом лишь 5-го июля, хотя вопрос ставился раньше. Ждали санкции из Москвы”, — последо­вал ответ.
Из разговора на совещании стало ясно, что общее организационное руководство лежит на Пичугине, а рабочую силу и питание должен обеспечить заместитель начальника Свердловской криминальной милиции подполковник В.С. Тишков.

Поскольку я никогда раньше не участвовала в подобных мероприятиях и привыкла к тому, что экспедиция должна готовиться заранее, меня не покидало чувство некоторой растерянности и неловкости, что приходится ввязываться в какую-то авантюру. Позже я узнала, что мои требования к организации экспедиции были восприняты ее инициаторами как каприз. Им казалось, что они все делают правильно, и присутствие археолога — это просто формальность, которая нужна, чтобы избежать возможных обвинений в непрофессионализме. Как бы то ни было, но решение было принято, и мы начали готовиться к отъезду, назначенному на следующий день. (Л.Н.)

Холодное дождливое утро 11 июля прервало череду жарких дней, типичных для Урала в это время года. Се­редина июля больше напоминала середину октября. К 9 ча­сам мы пришли на место сбора у северных ворот Централь­ного стадиона. Там стояли два грузовика, автобус и легко­вушки. Как водится, оправдалась древняя аксиома — "Мир тесен”: за рулем автобуса сидел Валера, наш сосед по лестничной площадке. После беглого знакомства и некото­рого ожидания автоколонна с нашей "оперативно-следст­венной группой” двинулась к Нижне-Тагильскому шоссе. Впервые в жизни мы ехали на раскопки в столь необычной компании, разбитой на пары, как в ноевом ковчеге: два милицейских подполковника, два увешанных фото- и виде­окамерами криминалиста, два судебно-медицинских эксперта, два врача-эпидемиолога, прокурор с секретаршей, два милиционера-автоматчика, два геофизика и нас двое, чувствовавших себя не очень уютно. В целом группу состав­ляли представители официальных органов и инициаторы раскопок. Только мы двое не относились ни к той, ни к другой категории.

Ехали недолго — уже на 15-м километре шоссе свернули на дорогу, ведущую к железнодорожной станции Шувакиш, вскоре проехали эту станцию, а затем немного углубились в лес. Так мы добрались до намеченной точки — небольшой поляны метрах в ста от железной дороги. Поляна, слегка вытянутая меридиональном направлении, на западе переходила в луговое болото. С трех других сторон поляну окружал обычный для этих мест хвойно-березовый лес.

(И.О.) Хотя стояла дождливая, пасмурная погода, на поляне было очень светло. Весь пейзаж сильно контрастировал с той картиной места преступления, которую я вообразил еще в детстве, слушая рассказы одного геолога, старого приятеля моих родителей. По словам геолога, его отец Василий Ганшкевич состоял в охране Ипатьевского дома и впоследствии часто вспоминал те дни. Ярко запечатлелся финал: "Закопали их в лесу, вырыв яму прямо на дороге и залив трупы кислотой. А дорогу потом заровняли так, чтобы никто никогда не нашел могилу”. И лес представлялся мне глухим, темным и страшным — как в сказках братьев Гримм. Еще один контраст — уже внутри рассказа: ”Царь был простой человек, приветливый, любил играть в шахматы. Просился на волю: ”Уеду, мол, в Крым, куплю домик и стану розы разводить”. [В книге Н.А. Соколова "Убийство царской семьи” имя рассказчика — в написании ’Тоншкевич” — упомянуто на с. 155 в списке первого состава внутренней охраны. Эти — не убивали: перед расправой рабочих злоказовской фабрики сменили чекисты.]
Ощущение сопричастности к давним событиям обострялось наложением дат, временных ориентиров: в 1991-м году дни недели приходились на те же числа, что и в году 1918-м. Предпоследняя запись в дневнике царя сделана именно 11 июля. В частности, о Юровском: ”Этот тип нам нравится все меньше”. (И.О.)

С севера на юг поляну пересекала старая лесная Коптяковская дорога, на сегодняшний день уже полностью заброшенная и поросшая травой. Кое-где росли редкие низкие кусты. В направлении с северо-востока на юго-запад, пересекая дорогу, протекал небольшой ручей, фактически утративший русло и выделявшийся на болотистой почве лишь большим количеством воды. Разворачивавшиеся здесь тяжелые грузовики превратили верхний слой почвы в грязное месиво.
Значительная часть поляны — примерно 20x25 м — была огорожена высоким неровным забором, слепленным на скорую руку. Впрочем, забор достраивался уже при нас. Строили его солдаты-связисты; они же заведовали полевой кухней и вообще всем бытовым хозяйством. За забором поместили объявление о ремонте кабеля высокого напряжения, а у входа поставили милицейского сержанта с автоматом. Позже мы узнали и о других мерах обеспечения секретности. (Был с нами не очень приметный человек в кожаной куртке. Казалось, единственной его обязанностью было приглашать нас к завтраку, обеду и ужину. Лишь в последний день выяснилось, что это — еще один подполковник. Но не из милиции, а из КГБ).

На площадке, огороженной забором, стояли две большие армейские палатки. Одна предназначалась для жилья — там были печки, в два ряда стояли железные кровати. Другая палатка была натянута над предполагаемым местом захоронения, указанным Авдониным.
Вскоре после прибытия всех нас собрал прокурор, точнее, старший помощник областного прокурора В.А. Волков. Он ознакомил нас с правилами, принятыми в практике ведения следствия, предупредил об "ответственности за отказ или уклонение от выполнения обязанностей специалиста” и объявил, наконец, официально цель экспедиции — вскрытие предполагаемого захоронения семьи последнего русского царя.
Все происходившее мало походило на настоящие экспедиции, в которых мы работали более 20 лет. Не хватало инструментов, недостаточно четко были распределены обязанности. Эти изначальные трудности организационного характера усугублялись отвратительной погодой. Обстановка была непривычной, смущали секретность и явная неподготовленность экспедиции, а также требование выполнения работ в сверхсжатые сроки. В конце протокольной процедуры мы сказали, что оставляем за собой право на собственную оценку результатов работы. Это право мы и реализуем...


На месте предполагаемого захоронения — это был относительно сухой участок дороги под рабочей палаткой — разбили раскоп, обозначенный позднее номером первым. Раскоп имел размеры 3x4 кв. м и был сориентирован в длину по линии север — юг (рис. 1). Пока мы размечали раскоп, остальные с нетерпением ждали момента, когда можно будет копать. Лопатами должны были работать пятеро служащих спасательного отряда Министерства внутренних дел, возглавляемые майором (с которым подчиненные были на ”ты”). Но копали не только спасатели, а почти все члены группы, причем с заметным энтузиазмом. Мы объяснили, что такое ”зачистка”, как снимать слой, выравнивать стенки, на что обращать внимание. Особенно неплохо освоили зачистку помощник прокурора и заведующий физико-техническим отделением областного бюро судмедэкспертизы В.С. Громов.

Почва под дерном — тяжелый сырой суглинок. Ниже шел слой глины желтого и желто-серого цвета. На границе с материком встречались обломки палок, а в восточной части раскопа вдоль стенки лежало целое бревно толщиной до 20 см, оставшееся, видимо, от прежней гати* мостившей дорогу. В северо- западном углу также обнаружено много веток, палок и прочего древесного мусора. В юго-западной части раскопа зафиксирована толстая прослойка щебня (рис. 1). Но ямы в раскопе не было. Этот непреложный факт привел в замешательство большинство присутствующих. Начались стихийные поиски, в разных местах поляны стали возникать ”закопушки” Нам стоило труда прекратить эту самодеятельность и объяснить, что существует определенная методика поиска объектов.^ После обеда в нашей ”столовой” — холодной армейской палатке, расположенной в лесу, метрах в пятидесяти от забора, мы вновь вышли на раскоп


. Для систематизации поиска решили заложить разведочные траншеи в западном направлении перпендикулярно раскопу — в сторону болота. Глубина траншей достигала 0,5-0,7 м. В траншее 1, отходившей от участка В, Г/1, опять наткнулись на большое скопление веток и палок. Однако сразу под верхим гумусным слоем шел материк. Граница была не слишком четкой — это типично для верхнего слоя нетронутой лесной почвы. Траншея 2, отходившая от участка А/1, тоже ничего не дала. Помимо закладки траншей, мы одновременно расширили на 2 м к югу основной раскоп. Но следов ямы не было нигде.

День клонился к вечеру. Ощущались усталость и не­который спад энтузиазма у многих членов группы. В этот момент приехал Г.П. Васильев, главный инженер Средне- уральской геофизической партии, который вместе с Авдониными, Рябовыми и В. Песоцким был в числе перво­открывателей захоронения. Он привез пару фотоснимков исследуемой поляны, сделанных в 1979 г. По мнению Васильева, могила должна находиться севернее нашего рас­копа — как раз там, где протекал ручей, т.е. в самой что ни на есть грязи. Лезть туда, разумеется, очень не хотелось. Но — ничего не попишешь — сопоставив снимки с мест­ностью, мы пришли к выводу, что закладывать новый рас­коп нужно к северу от первого, хотя Авдонин настаивал на поисках в противоположной стороне.

Начали с прокладки траншеи, отходящей на 3 м к северу от северо-западного угла первоначального раскопа. Работалось трудно. Было уже около 6 часов вечера, солдаты-связисты наладили прожектор, и с этого момента надсадный звук движка, крутившего генератор, постоянно свербил уши. Дождь не утихал, было холодно. Траншея вплотную подошла к забору, что затрудняло выборку слоя. Впрочем, ”слоя”, как такового, практически не было — в верхней части это была просто грязь с большим количеством всевозможного мусора.
(Л.Н.) Уже смеркалось. От напряжения и непривычной, раздражающей обстановки у меня страшно разболелась голова, и я ушла в палатку, чтобы принять лекарство и немного отдохнуть. На раскопе остался И.О. Спустя некоторое время он позвал меня, сказав, что в стенке траншеи как будто виден край ямы. (Л.Н.)
Действительно, в восточном профиле траншеи более темным цветом обозначилось возможное углубление, хотя контуры почти не просматривались. Стало ясно, что траншею следует расширить в восточном направлении. Так наметился новый раскоп, получивший номер ”два”.Незадолго до этого приехал шумный Пичугин, раздобывший наконец в одной из воинских частей нивелир. (Похоже на то, что вообще вся эта экспедиция состоялась исключительно благодаря незаурядной энергии Владимира Ивановича.) С Пичугиным приехал и Тишков. Оба они, а также Волков, взялись за лопаты. Довольно скоро под дерном были найдены остатки нескольких полусгнивших деревянных шпал длиной до 1,5 м, лежавших вдоль дороги, поперек русла ручья. Кроме шпал, палок и гнилого хвороста обнаружили кусок ржавого оцинкованного ведра, столь же ржавые чайник, миску, хозяйственный нож. Эти предметы были брошены в яму во время первого вскрытия могилы в 1979 г. Все вещи были оприходованы и упакованы помощником прокурора как "вещественные доказательства”.
Вязкая серо-желто-коричневая глина налипала на лопаты и сапоги, поверхность почти не поддавалась зачистке.

По-прежнему попадалось много мокрого гнилого хвороста, встречались еще обломки шпал, несколько досок. На глубине около 30 см от поверхности появилось пятно приблизительно прямоугольной формы, имевшее весьма нечеткие очертания. На фоне этого пятна более темным цветом выделялось заполнение ямы 1979 г. (рис. 2). Последняя яма разрушила верхнюю часть могилы, исказив границы и уничтожив изначальное положение древесных остатков, — мы не смогли зафиксировать естественную картину исходного расположения шпал и веток, закрывавших яму.


Около 8 часов вечера на глубине 40-50 см в участках 3, И/3 появились отдельные костные находки: обломки левой тазовой кости и трубчатая кость. Теперь требовалась предельная осторожность, чтобы не повредить и без того нарушенные останки. Кроме того, назрела необходимость перенести забор — он мешал дальнейшей расчистке ямы. Мы предложили остановить работу до утра, но инициаторы раскопок явно вошли в азарт — они жаждали продолже­ния, мотивируя это тем, что раскопки нужно закончить как можно быстрее ввиду скорого приближения годовщины убийства царской семьи. В общем-то, их нетерпение было понятно: такой азарт возникает всякий раз, когда после долгих поисков появляется реальная надежда на успех.

Кульминацией вечера стала находка ящика, сколоченного из коричневых крашеных досок. Его крышка размерами 25x50 см показалась в участке 3/3 на глубине 40-50 см. По словам Авдонина и Васильева, этот ящик был изготовлен ими после неудачной попытки исследовать черепа, вынутые в 1979 г. Взяли они тогда три черепа, об одном из которых Рябов писал через десять лет в газетах как о черепе Николая Второго. Год спустя они закопали ящик с черепами. [Эта история освещалась в газетах весьма противоречиво. В интервью "Уральскому рабочему” от 5.11.91 Авдонин сказал, что "...обнаружили в яме три черепа, сфотографировали их и положили обратно. Последняя операция заняла всего три часа”. Рябов же еще раньше говорил, что два черепа увозил в Москву на год ("Известия”, 6.08.91). Тогда же Рябов признал, что это было ”...кощунственное и некомпетентное вмешательство в захоронение — только силами дилетантов”. Сначала мы не знали истинных масштабов разрушения — они замалчивались, и нам оставалось только недоумевать: почему контуры могильной ямы столь неестественны и нечетки, почему костные останки так сильно смещены по отношению друг к другу? Лишь спустя много времени из телеинтервью Рябова стало известно, что в 1979 г. дело не ограничилось отделением черепов от посткраниальных скелетов — уже тогда захоронение было раскопано почти полностью: то вскрытие обнажило восемь скелетов из девяти. Но летом 1991 г. мы сохраняли иллюзию, что первоначальное вскрытие было локальным.]


В ящике было пять полиэтиленовых пакетов и медная икона, изображающая распятого Христа. На обратной стороне иконы — надписи: ”Взято 01.06.79. Возвращено 07.07.80” и "Претерпевший до конца спасется” (это — слегка искаженный ст. 13 из гл. 24 Евангелия от Матфея). В пакетах находились отдельные кости (крестец, позвонки, ребро и др.), стеклянная ампула с человеческими волосами, флакон из-под пенициллина с мелкими кусочками тканей человека, а также три черепа. На тазовой кости были заметны следы разруба. Один из черепов принадлежал очень молодому человеку, так как черепные швы не заросли (все это бегло, на месте, определял В.С. Громов); лицевая часть и основание черепа были сломаны. Лицевые части других черепов также были повреждены. На левой теменной кости одного из них — круглое отверстие диаметром около 8 мм, похожее на след пулевого ранения. На коренных зубах левой стороны нижней челюсти третьего черепа был несъемный мостовидный протез из желтого металла.
Находка ящика и осмотр его содержимого взбудоражили людей. В раскопе оказалась целая толпа, вскрытая поверхность была совершенно истоптана, наши протесты при этом игнорировались. Мы ушли в палатку, вслед за нами туда пришел и Громов.


Утром 12 июля мы встали с желанием уехать. Но Пичугин, извинившись за предыдущий вечер, уговорил нас продолжить работу. За ночь солдаты перенесли забор и натянули палатку над новым раскопом. Сам раскоп имел, мягко говоря, крайне неприглядный вид. Пришлось заново выравнивать границы, забивать новые колышки, нивелировать стенки, удалять натоптанную грязь. Сделали зачистку на глубине 65-70 см. Проступили контуры ямы почти прямоугольной формы с несколько более темным и пестрым по сравнению с материком цветом. На этом уровне яма имела размеры 3,3 на 2,4 м, была вытянута в западно-восточном направлении и занимала большую часть раскопа ближе к его южной стенке. Следует отметить, что на более высоком уровне (30-40 см) это пятно имело большую площадь, но его границы четко прослеживались только в северо-восточной части. По-видимому, это "верхнее” пятно соответствовало поздней яме 1979 г. Когда грунт осел, осела и эта верхняя часть; получилось углубление, зафиксированное в плане и в профиле. Слой веток и мусора вперемежку с землей достигал толщины 30-40 см. Поскольку в этом месте пересекались ручей и дорога, все древесные остатки глубоко осели и залегли не только над материком, но и частично в материковом слое. Вдоль ямы, около ее южной границы, были найдены остатки бревен, а в центральной части — остатки досок, брошенных туда в 1979 г. (рис. 2).


После расчистки и снятия слоя глубже 60 см обозначилось другое пятно, значительно меньших размеров — 2,2 на 1,6 м, ориентированное по длине уже в меридиональном направлении. Вдоль его восточной границы стали в массе встречаться разрозненные кости человеческих конечностей. Их невозможно было расчистить в комплексе, они залегали в хаотическом состоянии на различной глубине. Так обычно бывает в сильно разграбленных погребениях. Оказалось, что — в дополнение к вмешательству 1979 г. — прямо по западной кромке ямы проложен армейский кабель. По-видимому, тут прошла фреза роторного кабелеукладчика, что и послужило причиной (или одной из причин) отмеченного беспорядка.

Л_л35

 

 

и



У южной стенки показалась большая трубчатая кость, в северо-восточном углу ямы обнажился свод черепа, а в северо-западном — скопление обломков керамического кувшина с толстыми глазированными стенками и завинчивающейся крышкой. Между тем дождь усилился. Вода, до этого лишь просачивавшаяся через стенки, буквально хлынула внутрь раскопа. Пришлось принимать срочные меры: отводить воду снаружи, копать дренажную канаву внутри раскопа — вдоль северной и западной стенок — и вычерпывать оттуда воду ведрами. Работать было очень трудно. Несколько человек на дне ямы расчищали кости, удаляя липкую грязь. Ребята из спасательного отряда поднимали тяжелые ведра и корыта с землей и водой. Криминалисты — капитан В.Д. Воробьев и юный сержант В.Г. Новиков — снимали процесс раскопок и отдельные находки фото- и видеокамерами. Помощник прокурора и его секретарша непрерывно вели протокол, временами обращаясь к нам с вопросами. К сожалению, кроме людей, принимавших непосредственное участие в работе, раскоп окружала целая толпа любопытствующих. Тут были и некоторые участники группы, и свободные от дежурства солдаты, приезжали какие-то армейские офицеры. Было нелегко пробиться к краю раскопа, что иногда затрудняло проведение нужных измерений и съемку чертежей. Вообще говоря, в "нормальной” археологической экспедиции на расчистку погребения подобных размеров и сложности уходит не менее недели, а часто и двух, причем в более спокойной обстановке и лучших климатических условиях. Здесь же требовалось сделать все за два-три дня! Разумеется, о высоком качестве работы приходилось только мечтать. Несмотря на принимаемые меры предосторожности, не было уверенности, что в липкой глине отвалов не оставалось каких-либо мелких костей.


После расчистки скопления керамики в северо-западном углу стало видно, что обломки кувшина располагались по окружности — так, будто сосуд был раздавлен. Изломы стенок были старые. Внутри кувшина почва оказалась черной, как бы обугленной (ее взяли для химического анализа). Аналогичные обломки и еще одна крышка с винтовой резьбой были найдены в заполнении южной части ямы, около стенки раскопа.
Удалив основную массу грунта, заполнявшего яму, мы начали расчистку погребенных и продолжали ее весь день 12 июля, примерно до полуночи. Раскоп освещался уже двумя прожекторами. Воробьев установил на треножник одну из видеокамер, и ее объектив был постоянно направлен на дно раскопа. Темные влажные кости почти не выделялись по цвету на фоне тяжелого вязкого суглинка. Приходилось действовать почти на ощупь. Те, кто расчищал кости, работали в резиновых перчатках. В раскопе стоял неприятный болотный запах. Невольно источник этого запаха идентифицировался с массивными остатками мягких тканей, сохранившихся на многих костях и прикрытых мумифицированной кожей. Дело в том, что кости залегали в так называемом глеевом горизонте, характерном для местных аллювиальных болотных почв.

Этот горизонт отличается постоянным избыточным увлажнением и сильно затрудненным доступом кислорода, что вызывает восстановительные процессы в почве и придает последней характерные черты — сизую или грязно-зеленую окраску, наличие ржавых, охристых пятен, слитость, вязкость. Все эти атрибуты мы наблюдали воочию. В такой почве гнилостное разложение мертвой органики резко замедляется:    плотность популяций
детритофагов близка к нулю, да к тому же снижена их активность — из-за восстановительной анаэробной среды.


После расчистки костей перед нами предстала довольно жуткая картина. Скелеты лежали в беспорядке, буквально один на другом, на глубине от 80 до 120 см. Всего мы насчитали восемь скелетов (еще один — самый нижний и наименее сохранившийся — был обнаружен позже, при изъятии верхних). Каждый из них получил свой номер, и эта нумерация используется при описании скелетов. Хотя все снималось видеокамерами и на фотопленку, было очевидно, что рассчитывать на хорошее (в смысле оптического разрешения) качество изображений трудно, и мы зарисовали результаты первичной расчистки, составив графическую схему расположения останков в масштабе 1:10 (рис. 3). После этого в раскоп спустился заместитель начальника Свердловского бюро судебно- медицинской экспертизы П.П. Грицаенко и начал изъятие костей, раскладывая их в анатомическом порядке на листах бумаги, одновременно перечисляя и комментируя состояние для прокурорского протокола. Скелеты вынимались не по порядку номеров, а в соответствии с залеганием. Последние три скелета (№№ 4, 9, 8) были изъяты уже утром следующего дня.

13 июля дождь прекратился, а к концу работы даже выглянуло солнце. После того, как все скелеты были убраны и упакованы в большие деревянные ящики (по-видимому, оружейные), запломбированные помощником прокурора, мы зачистили дно ямы. Теперь можно было лучше представить картину захоронения.
Форма ямы в плане была близка к прямоугольной, размеры — примерно 210-220 на 150-165 см. Глубина небольшая — около метра от поверхности дороги (Юровский указал глубину в 2,5 аршина, т.е. приблизительно 180 см, но сам же через несколько строк отметил: ”Яма была не глубока”). Северная и центральная части ямы выше южной на 20-25 см; южная часть представляла собой углубление, по длине соответствовавшее ширине всей ямы, а в ширину не превышавшее 60 см. Уровень дна в углублении был 110-127 см, тогда как в остальной части ямы — 95-100 см. Большая часть дна представляет собой скальный грунт (то ли "истинный” материк, то ли камень очень больших размеров). Именно эта скала обусловила как неровный рельеф дна, так и — что важнее — небольшую глубину ямы: лишь в южной части скала ушла вниз и позволила могильщикам углубиться, чтобы они смогли поместить все девять трупов. На дне ямы прослеживалась неровная, с разрывами, полоса черной, "обугленной” земли, такой же, как рядом с раздавленным кувшином. В южном углублении черный слой был особенно мощным — по-видимому, сюда стекло много кислоты (если именно под ее воздействием образовался черный слой).


Судя по расположению скелетов, убитых бросали в яму как попало. Наверное, первым был брошен человек (№ 8), лежавший в южном углублении ямы; его кости, оказав­шиеся в обугленном слое, разрушены наиболее сильно. Сверху на него "валетом” бросили еще одного (№ 9, череп разломан поперек лицевой части). Так как рост человека превышал ширину ямы, его ноги были согнуты в коленях. Рядом с двумя предыдущими лежал человек (№ 3), в черепе которого бросалось в глаза большое круглое отверстие. Затем, видимо, в яму сбросили людей под №№ 2 и 7; первый из них лежал ничком, на ногах — остатки толстой веревки. (Быть может, именно об этой веревке упоминал следователь Соколов: ”В разных местах рудника... валялись обрезки новых веревок... толщиною в мизинец”.) Такой же веревкой были связаны ноги еще одного человека (№ 5), лежавшего наискосок. Скорее всего, он был сброшен в яму последним. Перед ним вдоль западной стенки ямы сбросили 4-го, затем — опять наискосок — 6-го и 1-го.
Состояние скелетов наводило на мысль, уже высказы­вавшуюся выше, что скелеты были сильно потревожены позднее, вероятно, в 1979 г. Некоторые кости отсутство­вали или располагались не на месте, расстояния между ними не всегда соответствовали анатомическим нормам.


Итак, эти не совсем обычные раскопки приближались к завершению. Была суббота. Часам к двум дня закончили обследование дна, сверку чертежей, упаковку находок. Волков, который еще накануне начал печатать в палатке "Протокол осмотра места происшествия”, ознакомил с ним присутствующих. Тут же у всех, кто имел фотоаппарат, отобрали фотопленки и официально "посоветовали” никому не сообщать о происшедшем. Находки погрузили в машину и под охраной увезли в бюро судебно-медицинской экспертизы.

Ярко светило солнце. ”13 июля. Суббота”. Такой датой помечена последняя запись в царском дневнике: "Алексей принял первую ванну после Тобольска, колено его поправляется, но совершенно разогнуть его он не может. Погода теплая и приятная (...) Вестей извне не имеем.” Вестей больше не будет* до убийства оставалось три дня...

Приложение. Описание останков.
Здесь кратко описано положение каждого скелета в могильной яме и указано, какие кости были отнесены к данному скелету в момент изъятия. (Часть костей была собрана и упакована отдельно для последующего лаборатор­ного определения их принадлежности.) Черепа, упомяну­тые как отсутствующие, находились в деревянном ящике.
Анатомические определения костей сделаны П.П. Гри­цаенко непосредственно во время изъятия останков.

Скелет №1 Находился выше остальных на глубине 77-80 см и лежал вдоль восточной стенки ногами на юг. Череп отсутствовал. Тазовые кости располагались под небольшим углом к позвоночнику, ноги широко раскинуты. Кости правой руки отведены в сторону. При расчистке грудной клетки, несколько ниже ее были обнаружены капельки серого вещества, предположительно ртути. Изъяты: кости левой ноги, а также правых голени и бедра (левая бедренная кость имеет в верхней трети огнестрельное повреждение), кости таза, рёбра, кости позвоночного столба, фрагмент левой лопатки, кости правой руки. (Кости левой руки не обнаружены.) Несколько ниже слева от грудных позвонков найден фрагмент нижней челюсти (без правой ветви) и отдельно лежавший зуб. На молярах челюсти (и слева, и справа) — коронки из серебристого блестящего металла.

Скелет № 2. Лежал вплотную к северной стенке головой на северо-восток, ничком, на глубине 80-97 см. Позвоночник изогнут. В области поясничной части спины и таза сохранились остатки мягких тканей и мумифицированной кожи. Правая нога отведена в сторону, к югу. Костей стоп на месте не оказалось (они должны были находиться как раз там, где проложен кабель). Поверх костей ног найдены фрагменты раздавленного глиняного еосуда коричневого цвета с боковой ручкой. Здесь же при расчистке костей и обломков сосуда обнаружены остатки толстой прогнившей веревки (диаметр — около 10 мм. длина фрагментов — от 5 до 15 см). Изъяты: череп без нижней челюсти с огнестрельным повреждением в области основания, нижняя челюсть (рядом с шейными позвонками), позвонки, лопатки,. ключицьгг плечевые кости, бедренные кости, кости правой голени. [Позднее в мягких тканях были обнаружены пули.]

Скелет № 3. Лежал на южном краю каменного выступа на дне ямы, поперек ее, головой на восток, под скелетами №№ 1 и 4. Череп запрокинут, позвоночник изогнут, таз развернут, нижние конечности — под скелетом № 4 и на черепе скелета № 9. Левая рука откинута, ее кости фиксировались вместе с костями ног скелета № 9. Правая рука — под грудной клеткой. Сохранились остатки мягких тканей в виде твердого вещества белого цвета с розовыми прожилками. Приблизительно на стыке лобной и правой теменной костей черепа — очень правильное круглое отверстие диаметром около 20 мм. Лицевая часть частично разрушена. Изъяты: фрагменты левой и правой половин нижней челюсти (один из правых моляров содержит ме­таллическую пломбу), череп, позвонки, ключицы, лопатки, кости рук (без кистей), таз, крестец, бедренные и больше­берцовые кости, левая малоберцовая.

Скелет № 4. Лежал на глубине 96-105 см вдоль западной стенки, упираясь головой в южную стенку. Череп и грудная клетка повернуты на правый бок. Таз был отделен от позвоночника и находился севернее последнего в развернутом состоянии на костях ног скелета № 7. Правая бедренная кость находилась под тазом. Изъяты: позвонки (с остатками спинного мозга), череп с повреждениями лицевой части (в одном из зубов верхней челюсти справа — пломба), кости рук от лопаток до костей предплечий (у левой плечевой кости отсутствовала верхняя треть), рукоятка грудины, кости таза, ног (отсутствовала левая малоберцовая; кости стоп единичны).

Скелет №    5. Сохранился неполностью, сильно нарушен. Лежал несколько наискосок поперек ямы, ногами на северо-восток, поверх скелета № 7 и частично — № 2. Череп отсутствовал. Кости грудной клетки в беспорядке лежали у западной стенки (т.е. у кабеля), таз развернут и разломан, кости ног — в неполном составе. В области стоп расчищены два фрагмента веревки (такой же, как у скелета № 2; один из фрагментов — узел). В области таза обнаружены остатки мягких тканей [внутри которых позднее была найдена пуля]. Почва в этом месте — черная, обугленная. Изъяты: обломки таза, единичные ребра и позвонки, бедренные кости (в середине левой — поперечный оскольчатый перелом), две кости голени, кости одной стопы. Череп из ящика, отнесенный к этому скелету, имеет сильно поврежденную лицевую часть, на зубах много коронок.
Скелет № 6. Сохранился также неполностью. Лежал параллельно скелетам №№ 5 и 7, поперек ямы, головой на юго-запад, над скелетами №№ 4 и 1. Череп отсутствовал.

Таз с остатками мягких тканей имел относительно хорошую сохранность. Кости ног располагались близко друг к другу, кости голеней лежали под тазом скелета № 1 и около черепа

скелета № 7. В области таза, лежавшего недалеко от центра ямы, прослеживалась характерная черная земля. Уровень залегания — 90-95 см. Изъяты: кости голеней, бедренные кости (левая — с остатками мягких тканей), две кости таза, крестец, три поясничных позвонка.
Скелет № 7. Лежал поперек ямы в ее центральной части головой на восток, на глубине 94-100 см под скелетами №№ 1 и 4. Череп упирался в восточную стенку, был отделен от позвоночника и лежал на правом боку. Таз и кости ног располагались под небольшим углом к позвоночнику. В области таза сохранились мягкие ткани. Изъяты: череп без нижней челюсти (отсутствует дуга правой скуловой кости; передних зубов нет; на моляре справа — коронка из серебристого металла, на моляре слева — сложная коронка из металлов желтого и серебристого цветов), лопатки, ключицы, плечевые кости, правые кости предплечья, позвонки, крестец, кости таза, бедренные кости (у правой нет нижней трети), разрозненные кости стопы.
Скелет № 8. Обнаружен ниже других на дне южного углубления (уровень — 112-120 см), лежащим головой на восток вдоль стенки ямы. Сохранился очень плохо: От черепа остались лишь фрагменты свода, нет шейных и грудных позвонков. Именно в этом месте было больше всего черной обугленной земли. Кости ног лежали под грудной клеткой скелета № 9. Изъяты: фрагмент свода черепа, фрагмент нижней челюсти, шесть позвонков, фрагменты крестца и костей газа, левая бедренная кость (без нижней трети), фрагменты правых бедренной и большеберцовой костей, разрозненные кости стоп.
Скелет № 9. Находился также в южном углублении над скелетом № 8 и под скелетами №№ 1 и 4; лежал вдоль стенки головой на запад на глубине 107-120 см. Череп разломан пополам поперек лицевой части. Изъяты: череп, фрагмент левой лопатки, ключицы, фрагмент рукоятки грудины, левая плечевая кость (без одного эпифиза), кости обоих предплечий (без нижних третей), ребра, позвонки, крестец, кости таза, бедренные кости с поперечным переломом примерно посередине, левые кости голени и надколенная чашечка.
Сразу после раскопок останки были увезены в бюро суд­медэкспертизы, но из-за ажиотажа, поднятого журналиста­ми вокруг этого события, останки вскоре были перевезены в подвальный тир Верх-Исетского отделения милиции. Там их вымыли и разложили в анатомическом порядке. Нужен был антрополог, и В.И Пичугин отправился в Москву. Че­рез несколько дней приехал профессор В.Н. Звягин Он и провел первичное исследование останков. Согласно Звягину, скелет №   1 принадлежал Николаю Александровичу,

№7 — Александре Федоровне, №№ 3, 5, 6 — царевнам, №2 —