В.Ф. ГЛАДЫШЕВ, член Союза журналистов,  председатель общества «Пермский краевед»

 

ЛЕЙБ-ХИРУРГ   ДЕРЕВЕНКО

 

Доктор Деревенко  Многие годы о нем знали лишь немногие. И эти «немногие» знали о нем столь же немного – примерно в размере лапидарной статьи, приведенной в справочнике «Профессора Пермского университета» (П., 2001). Но и в этой заметке, отражающей основные жизненные станции и научные достижения,  нет даже намека на важнейший, как считал сам доктор, этап в его профессиональной карьере. Этап судьбы, составивший в советское время страшную тайну,  за которую профессор был бит и слева и справа, и красными, и белыми…

Что же «немногое» знали мы об этом человеке?

 

CURRICULUM VITAE  - ЖИЗНЕОПИСАНИЕ ПО-СОВЕТСКИ

Владимир Николаевич  Деревенко (1879-1936) родился в семье личного дворянина Белецкого уезда Бессарабской губернии. Окончил 1-ю Кишиневскую гимназию (1899).  Поступив в Военно-медицинскую академию (ВМА), окончил ее в 1904 г.  с отличием и степенью лекаря. Был удостоен премии имени академика И.Ф. Буша и занесен на мраморную доску академии. В мае 1904 г. был призван на действительную службу и назначен младшим врачом при Керченской крепостной артиллерии. Одновременно заведовал венерическим и глазным (!) отделениями местного лазарета. Принимал участие в русско-японской войне, работая на передовом перевязочном пункте, в том числе во время тяжелых  боев под Мукденом. Работал ассистентом известного доктора Федорова, в течение трех лет готовился  к профессорскому званию. С мая 1905 г.  Деревенко – ординатор при хирургической госпитальной клинике родной ВМА, где и защищает диссертацию (1908)  на тему «К вопросу об оперативном лечении невралгии тройничного нерва».

(От автора.  Знаю по себе: воспаление этого самого нерва – пренеприятнейшая штука.    Однажды  в студенчестве  я попал  в больницу с воспалившимся тройничным  - и даже  не подозревал, что  много лет назад мои муки пытался облегчить  доктор Деревенко…)

С 1911 года  Владимир Николаевич – приват-доцент по кафедре клинической хирургии.

С июля 1917 г. – профессор Пермского университета. В июле 1919 г. эвакуирован в Томск, работал в качестве приват-доцента по кафедре факультетской хирургической клиник. Летом 1920 г. реэвакуирован в Пермь.

Как заметил читатель, в становлении  профессора опущен значительный отрезок времени. А ведь именно в этот период произошло важное событие, в корне изменившее всю  дальнейшую жизнь доктора Деревенко.  Восходящее светило отечественной медицины был рекомендован императору Николаю Александровичу.  С тех пор он - лейб-хирург царской семьи.

В советские годы любой здравомыслящий человек   предпочитал скрывать такой «компромат».  Не случайно автору   статьи для справочника  не удалось обнаружить ни одного документа, в котором содержался хотя бы намек на службу профессора при царском дворе.

 

ПРИ ДВОРЕ

Случилось это в 1912 году. Доктору Деревенко было поручено наблюдать – пользовать цесаревича Алексея Николаевича. Отношения с Августейшим отпрыском Владимиру Николаевичу удалось наладить, судя по всему, вполне доверительные и близкие. Сын доктора,  Коля, родившийся в 1906 году, то есть на два года младше  цесаревича,  был одним из немногих друзей детства наследника;   воспитывался он  в Царскосельской  Императорской гимназии. Колю постоянно приглашали играть с цесаревичем.  А тот, в свою очередь, также старался отблагодарить друга,  поздравлял его с праздниками.  Чудом сохранилась пасхальная открыточка, написанная 2 апреля 1917 г. Алексеем: «Воистину Воскресе! Твой Алексей».  Сюжет картинки – из яйца выпрыгивают зайчики…

Младший Деревенко   старался поддержать Алексея и позднее,  в самые тяжелые минуты. Сохранились сведения, что в Тобольске Коля писал  Алексею записку, которую изъяли охранники. (В начале  1920-х младший Деревенко поступил на медицинский факультет Пермского университета, но проучился недолго,  в связи с переездом семьи. Позднее эмигрировал).

Как известно, цесаревич страдал опасным и неизлечимым заболеванием, гемофилией. И  Деревенко, и другим лейб-медикам (а их при дворе было несколько)   удавалось облегчить его страдания, но и только.  Не случайно отчаявшаяся царица, стремясь помочь сыну,  прибегала к самым экзотическим мерам – тогда и появился при дворе «народный лекарь» Григорий Распутин.

Но Распутин есть Распутин: как внезапно появился – также быстро и внезапно был  «убра». А доктор Деревенко оставался рядом, и в самые тяжелые для царской семьи минуты.  После отречения он не покинул Романовых. В Царскосельском заточении Владимир Николаевич поддерживал граждан Романовых в меру своих сил. Он разделил с ними все тяготы быта, работал и  в парке.

В.Н. Деревенко сопровождал царскую семью во всех последних  поездках,  вплоть до Екатеринбурга.

Все шестнадцать  месяцев.

 

 

ЧЕРЕЗ ПЕРМЬ – В СИБИРЬ

О достойном поведении Владимира Николаевича в «пропущенные» годы говорит многое…  В период гражданского противостояния  доктор мог отказаться от опасного соседства с царской семьей – однако он не только не отказался, добровольно поехав с Романовыми в заточение, но он оставался рядом и тогда, когда большевики предложили ему «убираться подобру-поздорову».

Из Царского села Временное правительство отправило семью Романовых с челядью  в сибирскую ссылку. Ехали на двух поездах, под флагом японской (!)  миссии Красного Креста. Так оказалось надежнее. Путь лежал через Вологду, Вятку, Пермь и Екатеринбург до Тюмени. Иногда на маленьких станциях и разъездах царственным узникам разрешали погулять.

 

В Перми прогулок не разрешили. Однако именно в то лето 1917-го доктор Деревенко, судя по всему, сделал запрос о вакансии в недавно открывшееся Пермское отделение Петербургского  университета, и получил благожелательный отклик. Так в его послужном списке появилась пермская страница.

 

 

Прибыв в Тобольск из Царского села, члены царской семьи вместе с верными придворными - теми, кому было разрешено поехать в ссылку, - жили сначала на пароходе «Русь». Затем ссыльных перевели в бывший губернаторский дом, а доктор и другие придворные поселились неподалеку,  в  доме купца Корнилова.

Поначалу,  когда условия содержания Романовых еще были сносными, доктор виделся с ними чаще. Он ходил, случалось, и на службу в местный Благовещенский храм. Но после того,  как во время Рождественского молебна диакон провозгласил «Многая лета» членам Августейшей семьи, богослужения в церкви запретили.  Началось ужесточение по всем линиям. Именно в Тобольске  Николай Александрович вынужден был снять навсегда погоны.

7 (20) мая 1918-го В.Н. Деревенко вместе с царской семьей выехал на пароходе «Русь» в Тюмень. И уже оттуда - в Екатеринбург.

 

НЕ ХОТЕЛ – ИЛИ НЕ МОГ?

В то время, когда Августейшая семья содержалась под арестом в Ипатьевском доме, группа офицеров  (четыре капитана и подполковник) попытались раздобыть план квартиры, где держали Романовых.  Подполковник Ярцов, начальник Екатеринбургской инструкторской школы, привлеченный к следствию Н.А. Соколовым в качестве свидетеля, в июне 1919 года показал,  что  раздобыть план особняка они пытались и через монахинь, которые носили царственным узникам молоко и яйца. Но  монастырь не помог. 

Из протоколов допросов участников заговора (опубликованных в книге «Российский архив»,  8-й том, М., 1998, составитель Л.А. Лыкова)  выясняем, что получить план особняка удалось только через доктора Деревенко, который  «на словах сообщил  о расположении комнат».  Как известно,  ничего  реального для спасения царственных узников сделать не удалось. Почему? Как считали сами «заговорщики», с одной стороны – из-за сильной охраны особняка, а с другой – из-за слежки за офицерами. Для спасения Августейшей семьи требовались деньги, и немалые, как выяснилось, их у офицерской группы также не было. Хотя последняя причина, названная «заговорщиками»,   по меньшей мере странная. Известно, что для Августейшей семьи различные лица не раз переправляли крупные суммы денег, то есть,  проблема была не в средствах. Да и у самих Романовых было немало драгоценностей, которые они зашивали в свою одежду. При желании переправить на волю часть этих сокровищ, конечно,  можно было… но названные выше офицеры оказались плохими организаторами.

Таким образом, дело ограничилось одними робкими благими пожеланиями. От «заговорщиков»  царственным узникам поступила лишь   передача -  посылка в виде кулича и сахара.

Ярцов, правда, говорил,  что их пятерка добивалась от доктора «более выпуклых сведений», но не получили таковых – ни сведений о состоянии членов Августейшей семьи, ни других важных деталей, необходимых для четкой организации побега. Почему не получили, свидетель не знал.  Это могло произойти  по двум причинам: или потому,  что  Деревенко не хотел,  или потому что не мог, так как за ним самим следили, а при разговорах с узниками присутствовали комиссары.

Не хотел рисковать  – или не мог выполнить просьбу-задание просто физически? Можно предположить, что второе – не мог. К такому выводу мы приходим еще и потому, что в  показаниях свидетеля, допрошенного Соколовым летом 1919-го,  проскальзывает еще одно упоминание фамилии Деревенко. Оказывается,  доктор рассказал супруге одного из упомянутых капитанов, о случае, произошедшем возле Ипатьевского дома.  Разорвалась граната, непонятно почему и непонятно кем брошенная, и этот случай «дурно отразился на душевном состоянии наследника». Стало быть, какие-то сведения о состоянии узников доктор все же передавал неудачливым заговорщикам.

Из допроса другой свидетельницы, дворянки З.С. Толстой (сестры известного поэта С.С.  Бехтеева, ск. в 1954 г. в Ницце) выяснилось следующее. Она говорила Соколову в Ницце в 1921 году, что Деревенко был более чем откровенен и точен  в описании условий  содержания Романовых под арестом. В частности, доктор рассказывал, почему  семье живется плохо: тяжелый режим, постоянный надзор, плохое питание.

Деревенко говорил, что тяжелый режим плохо отражается на здоровье наследника. А также о том, что царскую семью  «необходимо увезти из Екатеринбурга». (!) Кое-что удалось предпринять и самому Владимиру Николаевичу. Так, монахини Новотихвинского женского монастыря рассказывали Н.А. Соколову, что они стали приносить  в дом Ипатьева снедь для царской семьи «по  распоряжению доктора В.Н. Деревенко». Судя по всему, он, вместе доктором Е.С. Боткиным поставил вопрос о питании  перед комендантом «дома особого назначения» Юровским.  После чего  члены Уралсовета, посовещавшись, дали некоторое послабление в режиме содержания «царских сатрапов». На время.

 

«ПРОСТИ МЕНЯ, ДЕРЕВЕНКО»

Характерная встреча произошла в том же Екатеринбурге 15 (28) мая.  Доктор Деревенко шел по Вознесенскому проспекту, вместе с придворными учителями иностранных языков  Сиднеем Гиббсом (английский) и Пьером Жильяром (французский). После помещения Романовых под арест они были отпущены,  им было разрешено «исчезнуть», но они остались. Вдруг они увидели, как от дома Ипатьева отъезжают два извозчика, на которых охранники увозили К. Нагорного и И. Седнева, лакеев царских детей. Доктор с попутчиками решили проследить (рискованное решение!), куда их увезли.  Оказалось, в тюрьму. Вскоре обоих арестантов расстреляли – за то, что были верны царской семье, за то, что «слишком дерзко»  отстаивали элементарные права малолетних узников.  

Клементий Нагорный, матрос с яхты «Штандарт», был дядькой цесаревича Алексея, он заменил в  этой должности боцмана Деревенько. У Александра Куприна есть рассказ «Шестое чувство», в котором обрисованы отношения наследника и его дядьки. Однажды государь нашлепал расшалившегося цесаревича  за то, что тот, не слушаясь увещеваний дядьки и вопреки запрещению доктора, лазил по деревьям.  Мальчик держался молодцом: закусил нижнюю губку и даже не пикнул. Потом Алексей подошел к боцману и сказал, протягивая ручонку:

«Прости меня, Деревенко».

Заметим: даже  Куприн написал здесь фамилию так, как и у Владимира Николаевича.  Но в фамилии  доктора есть «ь»,  и в родстве эти люди не состояли. Кроме того,  бывший дядька Деревенько стал,  по существу, изменником, ведь он - один из немногих придворных, кто после отречения Николая повел себя крайне неуважительно и хамски по отношению к царским детям. 

Так что с доктором,  своим «почти однофамильцем»,  он составляет полную противоположность и по человеческим качествам.

В начале августа 1918-го,  после взятия Екатеринбурга белочехами, доктор ездил, также вместе с упомянутой группой офицеров-слушателей Военной академии, в Коптяки, на осмотр места, где были обнаружены останки большевистских жертв. Он помогал следователю по важнейшим делам А.П. Наметкину, предшественнику Н.А. Соколова, в  опознании, он же узнал многие из вещей, которые были найдены в кострищах возле шахт. Кстати,  следователь Соколов также спрашивал свидетелей, как вел себя при опознании доктор Деревенко. Видимо, ему хотелось составить психологический портрет бывшего  лейб-хирурга.

 

ПОДВЕРГАЛСЯ РЕПРЕССИЯМ…

Уехав с Урала, Владимир Николаевич  заведовал кафедрой и клиникой общей хирургии Днепропетровского мединститута. Судя по отрывочным сведениям, дошедшим до нас, жилось ему в советские годы несладко.

Очень по-разному подаются сведения о последнем  периоде жизни доктора. Московские историки упоминают о том, что Деревенко  подвергался репрессиям.

В сборнике «Письма святых царственных мучеников из заточения», изданном в 1974 г. под эгидой Русской зарубежной православной церкви (в Свято-Троицком монастыре в Джорданвилле, США),  также  сообщается,   что почетный лейб-хирург…последовал за царственными узниками в Тобольск и Екатеринбург. Однако «…после расстрела Царской семьи служил большевицкой (так пишут это слово за рубежом – В.Г.) власти: руководил медицинскими  клиниками при Пермском университете, лечил комиссаров и видных советских чиновников».

Думается, доктор Деревенко и в пермский период, и в последующие годы просто оставался врачом. И лечить ему приходилось не только «видных чиновников и комиссаров». Он никогда не забывал о гуманном предназначении своего дела.

Занимаясь исследованием жизни лейб-хирурга, я разослал несколько запросов в различные российские учреждения. Из наших столиц не получено ни одного ответа, а вот другие российские города откликнулись.

Заведующая музеем истории Томского государственного университета Ирина Борисовна Делич, сообщила, что информации о сибирском периоде деятельности В.Н. Деревенко, к сожалению, немного. Однако статья о нем в последнем издании биографического словаря «Профессора Томского университета» (2004 г.) появилась в дополненном варианте. Вот какие сведения можно почерпнуть оттуда.

С 1912 года приват-доцент по кафедре клинической хирургии Военно-медицинской академии Владимир Николаевич Деревенко назначен  личным врачом  цесаревича Алексея. Почетный лейб-хирург  (такое звание присвоили доктору)  сопровождал царскую семью в ссылке. В Тобольске под руководством Деревенко начинал хирургическую деятельность А.Г. Савиных, впоследствии – действительный член АМН СССР.

С 1917 года В.Н. Деревенко числится профессором Пермского университета. В июле 1919 года (то есть, после расстрела семьи Романовых) он оказался в  Перми, откуда, вместе с частью преподавателей, сотрудников  и студентов Пермского университета был эвакуирован в Томск. 

Здесь он пробыл недолго. С января по август 1920-го – приват-доцент Томского университета, по кафедре  факультетской хирургической клиники. Читал студентам  медицинского факультета необязательный курс лекций по урологии. Летом 1920 реэвакуирован в Пермь…

В Перми Владимир Николаевич работал не более трех лет.  С 1923 года он уже в Днепропетровском мединституте, где до 1930 года заведует кафедрой хирургических болезней.

Получены новые данные также из зарубежья (правда, ближнего). Осветить последний период жизни замечательного доктора мы можем теперь благодаря  документу, поступившему с незалежной Украины.  В справке, характеристике  (перевод с украинского языка нам любезно предоставила  Зоя Никольникова, редактор газеты «Пульс» Днепропетровской медицинской  академии) личность профессора Деревенко раскрывается в новом свете…

Владимир Николаевич безукоризненно  владел иностранными языками, систематически следил за мировой литературой и отлично знал ее. Он был блестящим лектором, его лекции базировались на глубоких знаниях и умении ясно и четко, в образной форме преподнести тему,  поэтому лекции профессора посещали не только студенты, но и практические врачи многих лечебных учреждений города.

Профессор В.Н. Деревенко был прекрасным клиницистом-диагностом. Диагностику он связывал с данными физиологии, патологической анатомии другими дисциплинами. Разбор болезней, который он проводил, был исчерпывающий.

Особенно следует отметить высокую  хирургическую технику  Владимира Николаевича. Это был хирург-виртуоз, который свободно владел техникой сложных операций. Конечно, способствовало этому то, что В.Н. Деревенко получил основательную подготовку, прошел  прекрасную школу (у профессора С.П. Федорова). Так, Владимир Николаевич впервые в Днепропетровске стал применять инструментальные исследования и операции на мочевыводящих путях и т.д.

К сожалению, последний этап жизнедеятельности бывшего лейб-хирурга  мало изучен. Это касается и даты его смерти. Днепропетровские коллеги называют иную дату кончины В.Н. Деревенко – 1930 год, что расходится с прежними данными, вопрос еще  предстоит уточнять.

Итог его творческого научного пути -  труд «Пособие по хирургии», к  сожалению, оставшийся в рукописи в связи с преждевременной смертью автора. Ранее В.Н.  Деревенко опубликовал несколько своих  научных работ, одна из которых – диссертация на звание доктора медицины «К вопросу об оперативном лечении невралгии тройничного нерва» (С-Петербург, 1908).

Новые данные подтверждают то, что  Владимир Николаевич обладал  высокой профессиональной репутацией, это была достойнейшая личность во всех смыслах.  Стало быть, далеко не случайно доктор Деревенко стал почетным  лейб-хирургом. Царский выбор здесь был безошибочен.

 

На фотографиях царской семьи, дошедших до нас, доктор Деревенко встречается часто. Всегда рядом  - и  всегда в мундире…