ГЕРБОВИК от А.Р.

Мы проговорили с Радашкевичем два дня. Разговор писался на диктофон. И когда я сел расшифровывать записи, понял, какую непосильную задачу на себя взвалил. То есть на, кассеты помещалось все, а в газетный текст - почти ничего.

Потому пришлось ужиматься, оставлять только уфимскую линию его судьбы. Александр Радашкевич (родился в Оренбурге в 1950 году)русский поэт, попеременно обитающий ныне то в Париже, то в Праге. В Уфе живут его мама и старший брат.

"Помню, как меня встречала старая библиотека..."

- Когда мне было три года, моего отца-офицера перевели в Уфу. Всем хорошим, что во мне есть, я обязан бабушке Соколовой Аграфене Васильевне и маме, Александре Васильевне. Учился я в первой школе. Учился до пятого класса отлично, а потом, когда пошли точные науки, которые я терпеть не мог, учился кое-как. И у меня быстро образовался круг своих увлечений. Он не совпадал со школьными занятиями. Это, в общем, была та литература, которую в школе не преподавали. И история. Я начал увлекаться историей костюма. Я рисовал тогда очень много. В шестидесятые годы в периодике появились статьи о геральдике, генеалогии. И даже в местной уфимской прессе.

Так получилось, что моей соседкой по дому была такая Гина Ханченко, теперь покойная, к сожалению. Она работала в библиотеке Академии наук, которая располагалась невдалеке от Совета министров. И тетя Гина давала мне книжки в этой библиотеке. Там на первом этаже сидели мрачные специалисты, которые выдумывали свои диссертации - докторские, кандидатские. Там были полные собрания вождей партии, партийная литература. А внизу, в подвале, была дореволюционная периодика, мемуары и художественная литература. И в какой-то момент я так подружился с этой женщиной, которая даже давала мне ключ. Я прогуливал школу -полдня, например, иногда неделями, доставал какие-то справки. Я просто там жил вторую половину дня, до вечера...

Я ходил еще в детскую библиотеку на улице Карла Маркса за парком Якутова. И я их попросил в, пятом-шестом классе дать мне альбомы русской живописи XVIII века. Они спросили: "А каких ты портретистов знаешь?" - Я назвал: Левицкий, Рокотов, Боровиковский - и они обалдели и все мне выдали...

Но главной была академическая библиотека. Там я прочитал много воспоминаний. Записки Екатерины Второй, например. И я вошел в этот идеальный мир, который для меня был реальнее, чем мир школы. Даже календарь у нас дома был расписан днями рождения великих князей.

Постепенно у меня возникли монархические симпатии, но не политические.... Просто это была любовь к российскому миру, который ушел навсегда, - он казался мне целой планетой. Это как у Блока -у него в одном стихотворении упоминается латник на кровле Зимнего дворца, который хранит государя, не конкретного Николая Второго, а абстрактного помазанника Божьего... Отсюда интерес к символам.

Папа у меня был белорусом. Мы ездили почти каждый год в Белоруссию к дедушке. Останавливались в Москве. Я добился, что мне выдали в Ленинской библиотеке альбомы по гербоведению. Я объяснил, что мне нужно… Я сидел, переписывал себе.

Первая публикация

Когда и был в классе шестом, журнал "Пионер" объявил всесоюзный конкурс на герб какого-то исследователя Арктики. Давались основные биографические данные, нужно было в этом гербе отразить героизм, мужество героя. Я сделал такой герб - по всем правилам геральдики: щит, девиз и пр. Мы сделали его вместе с одноклассником Юрой Еремеевым, который, по-моему, сейчас довольно известный в Уфе художник-карикатурист. Юра неплохо все делал тушью, я акварелью владел. И мы послали этот герб в "Пионер". А курировала этот конкурс главный гербовед Эрмитажа Алевтина Покорна - она получешка была. И вдруг приходит журнал первое место - ребятам из Уфы. И на обложке в цвете воспроизведен наш герб. Это была моя первая публикация.

Юра потом как-то отошел от этих занятий, а у меня завязалась переписка с этой женщиной из Эрмитажа. И-потом в восьмом классе группа ребят из нашей школы поехала на зимние каникулы в Ленинград. И я тоже поехал, но я ехал к ней, и Покорна знала, что я еду. И я программу экскурсий игнорировал, кроме каких-то главных достопримечательностей. Проводил время в специальном хранилище на третьем этаже Зимнего дворца, куда не пускали публику. Это была не больше не меньше личная библиотека императора Николая Второго, где собраны гербовники мира и книги по генеалогии. Дубовый, совершенно потрясающий готический кабинет, где хранились личные книги царя. Она показывала мне редчайшие вещи • копии императорских регалий работы Фаберже....Я там, совершенно завороженный, провел десять дней. Рылся в гербовниках, печатях из хрусталя...

Университеты

право посещать дневные лекции. Продолжалось это года полтора. Я был на кафедре средних веков. Там был такой уже пожилой медиевист Матвей Гуковский, профессор, который очень меня любил. И уже был целый альбом гербов, нарисованных мной. И мы с ним говорили о геральдике в его кабинете. А в университете я изучал опять те же съезды, те же стачки, историю партии. В конце концов я понял, что увлечение геральдикой больше не проходит, что никогда мне этим не дадут заниматься серьезно. Тут еще приближалось столетие Ленина. Началось страшное идеологическое давление, промывание мозгов бесконечное. Нужно было врать с утра до вечера. Не хотелось мне становиться преподавателем истории КПСС. Я вернулся в Уфу. У меня был призывной возраст, и я ушел в армию. Служил в ГДР, а сначала полгода в учебке в Оренбургской области. Получил там сержанта. Послали в Западную группу войск. Я был разведчиком в артиллерии. Тут вдруг выяснилось, что мы с Александром могли встретиться не только в . Уфе, но и там, на земле "первого немецкого рабоче-крестьянского государства. В 1970 году Радашкевич служил в Галле.. В августе того года я был там в составе студенческого строительного мы даже посетили советский п спрашивали у солдат: есть кто из Уфы?..

Кстати, об армии я никогда| это был полезный в человеческом отношении опыт. Это дает о ней полное представление в сами приятных условиях. С другой никому не желаю попасть взверских условиях, которые тех условиях, которые там существуют, может быть, сейчас. В 1971 году я вернулся в Ленинград. Подумал восстановиться в университет но Гуковский уже умер, геральдикой моей никто не интересовался Плюнул на это дело. И нашел себе такую работу. Ну всегда имелись такие работы которые давали лимитную прописку -в стройках, что-то в этом роде. .Нашел себе работу совершенно нетрудную. Это был был такой как бы ВОХР - гражданская охрана военного полигона под Ленинградом. Но с ружьем. Я там трудился не помню год или полтора. Сутки работать, трое отдыхать Я уже начал писать с восемнадцати лет. Там работав книги , поэты, все те, кто не прошли тут и кому требовалось год как-то кантоваться. Стихи Радашкевич начал писать еще в Уфе. Но, может быть, сначала он не придавал им чисто литературного значения. И вот, выходит, требовался котел полигона Требовались какие-то особенные знакомые. Нет, не для публикации (первый раз он напечатался в эмигрантском "Новом журнале" Романа Гуля), а для понимания себя как поэта.

Великая тайна

- В эти годы я познакомился еще с одним человеком, который cыграл в моей жизни очень важную роль - это Надежда Януарьевна Рыкова, очень известный переводчик, литературный и художественный критик. Она была уже почтеного возраста. Знала Анну Ахматову век совершенно открытой еврейской культуры. Могла свободно и очень глубоко рассуждать на любую тему - будь то научная, будь то политическая. Она бы внутренней эмигранткой - по своим взглядам. То, что она говорила писателей, нельзя было услышать у нее дома. Я читал ей свои первые стихи. Иногда она под них засыпала. Но некоторые ей начинали нравиться. И Надежда Януарьевна открыла мне такое качество словесного искусства. Она сказала "Самое главное у поэта-это интонация, которая есть великая тайна поэзии". Важно вложить интонацию! Когда- то Георгий Иванов или Цветаева, вы с первой-второй строчки узнаете, кто это. И потом тысячи плохих поэтов в этом же размере напишут бог весть что, и никого это не заденет.

И еще Рыкова научила мня безжалостному отношению к своему творчеству...

Потом Александр Радашкевич пару лет водил по Питеру троллейбус ЗИУ-5 (к электротранспорту у него до сих пор романтическое отношение: "Последний троллейбус по улицам мчит"...) и раздумывал вспомним Пушкина, - куда нам плыть. Еще от от гербоведа-чешки, да и от переводчицы Рыковой он перенял ощущение своей некоторой отдельности в советской реальности. По-другому это можно назвать ощущением внутренней эмиграции почти то же, что Александр разглядел в Рыковой. И когда начались массовые отъезды интеллигенции за кордон (нет, не |только в Израиль), он задумался...

А все вышло само собой. Знакомство с американской студенткой, женитьба. Отъезд 1978 год) - с советским паспортом и без всяких выяснений отношений с КГБ. Работа в библиотеке университета городка Нью-Хэвен (под многими стихами Радашкевича - пометка: "Новая Гавань"). Там был замечательный отдел русской книги, русских рукописей. Через шесть лет - Париж газета "Русская мысль" . Потом - преподавание русского языка в лицее. Работа секретарем великого князя Владимира Кирилловича и его семьи -тоже в течение шести лет (думаю, это тема отдельного разговора)...

С восемьдесят пятого года Александр Павлович регулярно бывает в нашей стране, столь же регулярно посещает Уфу. Пишет стихи, печатается в московских и петербургских журналах. Его книга "Оный день" (Спб, Лики России 1997) имеет подзаголовок: "Лирика 1971-1995". Вариант этого сборника можно найти в Интернете (например, на сайге http://www.vavilon.ru).

Но нам, конечно, дороже всего те его произведения, которые связаны с нашим городом. И мы предлагаем сегодня читателям подборку именно таких стихотворений поэта. Сделав круг в своем художественном и человеческом развитии, бывший уфимский школьник показывает нам, что ничего случайного на свете нет. Ни в географии, ни в биографии.

Александр КАСЫМОВ.

P.S. А познакомила нас все-таки не Уфа, свел нас общий друг Бахыт Кенжеев - известный русский поэт, постоянно живущий в Монреале. Как тесен мир! И насколько на этих примерах видно, что культура - планетарное явление.

НА СНИМКЕ: А. Радашкевич с родителями. Москва, 1987.

Вечерняя Уфа 14 июля 2001 г.