Александр Борисович Безбородов,
доктор исторических наук, профессор, и.о. ректора
Российского государственного гуманитарного университета, директор
Историко-архивного института РГГУ
«Судьба останков семьи Романовых как
политическая проблема в Советском Союзе»
Ваше Святейшество!
Уважаемые
коллеги — участники сегодняшней конференции, конференции, очень интересной,
важной, мы выбрали эту тему неспроста.
1960—1980-е годы в истории страны, которая называлась Союз
Советских Социалистических Республик, были неоднозначными, очень важными. И события
июля 1918 года являлись политической проблемой не только в актуальном контексте
прошедшей гражданской войны, но и, что очень важно,
во внутренней и внешнеполитической
деятельности государства в этот период. Эти события, связанные с убийством Царской
Семьи большевиками в
1918 году, доставляли
партийной элите много хлопот,
хотя, казалось бы, к этому времени они уже
отошли в далекое историческое прошлое. Поэтому с этой точки зрения при
сегодняшних попытках наконец не спеша разобраться в произошедшем, составить объективную
картину историческая экспертиза
или эксперты, которые
ею занимаются, не могут
предать забвению принцип историзма — ключевой принцип в этом отношении. Поэтому с этой точки зрения
события 1960-80-х годов, происходившие в Советском
Союзе по данной этой
конкретной линии, чрезвычайно
важны и актуальны сегодня. Во-первых,
что хотелось бы подчеркнуть в первую очередь: в это время формируется та источниковая база,
которая позднее становится основой официальных и многочисленных частных
расследований, а также определенных научных интерпретаций. В 1963—1965 годах были
задокументированы важнейшие свидетельства о екатеринбургской трагедии. Детальные
рассказы участников расстрела и уничтожения тел Государя и членов его семьи. Это интервью и выступления, с которыми мы можем
сегодня ознакомиться, и они относятся именно к тому периоду: Михаила Александровича
Медведева-Кудрина,
интервью, которое он дал в декабре 1963 года;
Исая Иделевича Родзинского от мая 1963 года; Григория Петровича Никулина интервью 1964 года и некоторые другие.
Во-вторых, именно к этому времени
относятся пусть немногочисленные, но все-таки довольно заметные попытки построить связное повествование о
случившемся в подвале Ипатьевского дома.
Важнейший источник наших
представлений об идеологической работе коммунистической партии Советского Союза в этот период по
данной линии — книга
Марка Константиновича Касвинова
«23 ступени вниз», которая публиковалась с перерывами с 1972 по 1974 год в Ленинградском журнале
«Звезда», и затем
первое массовое издание этой книги в 1978, 1982, 1987 и 1989 годах.
Большую роль в создании
официального нарратива о гибели Царской Семьи также сыграл роман Валентина
Пикуля «У последней черты»
(1972—1975 годы), опубликованный в 1979 году. Фильм Элема Климова «Агония», 1974 год, вышедший
на экраны сначала для зарубежного зрителя в 1981 году и в СССР в 1985 году. Обращает на себя внимание
определенная концентрация материала, когда мы видим, что
партийно-государственное руководство, органы, которые надзирали за
идеологической обстановкой в стране в это время, в первую очередь Комитет государственной
безопасности СССР, как
будто к чему-то готовились или,
во всяком случае, создается
впечатление, что именно 1970-е
годы, особенно 1972—1973
года, вторая половина 1970-х
годов являются
преддверием важного, может быть, даже какого-то геополитического события, и к этому моменту чрезвычайно ответственно надо
было разобраться и расставить акценты. Особенно если учесть, что в это время вышли на Западе, в
Западной Европе кинофильмы, литературные произведения, которые напрямую
свидетельствовали о том, что интерес западного читателя в какой-то степени
удовлетворяется на этот счет. И содержащиеся в книгах, кинофильмах концепции уж точно совершенно ни коим
образом не совпадают с теми изысканиями советских ученых или официальной историографией историко-партийной, которая имелась в
Советском Союзе.
Я задумывался не раз по
поводу этого подхода, определенной концентрации усилий властей в 1970-е годы в преддверии
чего-то очень важного, когда было необходимо, с одной стороны, дать, как тогда говорилось, идеологический отпор
западным изысканиям на этот
счет, клеветникам, как утверждали в Советском Союзе, по поводу обстоятельств гибели
Николая II. Во-вторых, удержать в
определенных идеологических рамках собственную советскую аудиторию. И
в-третьих, видимо, предвидеть какой-то ход событий, который был возможен при
определенном раскладе.
С 1972 года, как вам
известно, Советский
Союз очень активно участвовал в так называемом Хельсинском процессе — подготовке совещания по
безопасности и сотрудничеству в Европе, общеевропейскому совещанию и, в частности, разработке
заключительного акта этого общеевропейского совещания по безопасности и
сотрудничеству в Европе. Это была многоплановая работа. Наши органы, в первую очередь органы, занимавшиеся
государственной безопасностью, прекрасно понимали, что это за третья корзина,
которая в заключительном акте будет к 1975 году разработана. Было очень важно
иметь в виду, что Хельсинский процесс, который был очень важен для Советского
Союза и который в рамках так называемой разрядки международной напряженности
1972 года действительно во многом снимал некоторые, как казалось, крепы, как казалось, с железного
занавеса, даст или может дать возможность определенному идеологическому
свободомыслию. И исходя из этого внутри страны, на мой взгляд, предпринимались очень серьезные усилия для того,
чтобы заключительный акт в своих статьях о доступе к архивным документам, о
воссоединении семей наших с зарубежными был неким образом нивелирован, был неким образом ослаблен для того, чтобы после
1975 года в Советском Союзе можно было бы, во всяком случае, не снимая основ этого
занавеса, идеологической изолированности страны, в то же время дать разъяснения и объяснения по
важнейшим вопросам, которые могли волновать общественность теоретически или
практически. К числу таких вопросов, конечно же, относилась судьба останков
Императорской Семьи Николая II.
Так, буквально в преддверии
подписания заключительного акта общеевропейского совещания по безопасности и
сотрудничеству в Европе, которое с 1 августа 1975 года, 26 июля 1975 года Юрий
Владимирович Андропов — председатель
КГБ в своем закрытом
письме бюро ЦК КПСС, а точнее, в политбюро ЦК КПСС,
прямо писал, что антисоветскими кругами на Западе инспирирована в настоящее
время серьезная работа по дискредитации нашей страны через упоминание и
будирование вопроса о судьбе останков Николая II. «Дом Ипатьева, — продолжал он, — в этом отношении
представляет большую опасность для страны. Он может стать местом паломничества
не только отдельных групп, но и со временем групп туристов под руководством
экскурсоводов». Он
предлагал, как известно, этот дом снести как не представляющий архитектурной ценности, что и было сделано
через какое-то время. А уже 30 июля, естественно, до
этого, буквально через 3 дня, обратите внимание, какая спешка, члены политбюро единогласно
голосуют по этому вопросу —
за снос этого памятника.
Должен сказать, что, когда вы смотрите лист
присутствующих на этом заседании политбюро, то видите, что, естественно, голосование в политбюро только
единогласное, но один из членов политбюро — Громыко в это время как раз находился в Хельсинки и готовил этот
процесс. Чрезвычайно важно иметь в виду, что некоторые вопросы, связанные в это время с характером
произведений, уже названных мною и некоторых
других, свидетельствует
о том, что процессы вокруг дома Ипатьева, судьбы Романовых в это время не лежали и не лежат на
поверхности. Они связаны с серьезными очень внутрисистемными глубокими
отношениями в это время между представителями, в частности, силовых ведомств.
Известно, что в это время Комитет
государственной безопасности СССР в первую очередь заботили вопросы, связанные
с нейтрализацией так называемой третьей корзины Хельсинского процесса. В то же время были
высокопоставленные в советском партийно-государственном руководстве чиновники, например министр внутренних дел Щелоков,
приближенный, это
хорошо известно, к личности генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева, который,
возможно, как считают некоторые специалисты, и это очень похоже на истину, покровительствовал
некоторым лицам в Советском Союзе, которых мы связываем с деятельностью так
называемой русской партии. Точно эту русскую партию в это время Комитет государственной безопасности,
органы госбезопасности не поддерживали. А напротив, как мы знаем из истории
диссидентского движения, серьезно
очень блокировали. Многим кажется, и не без оснований, что столь долгий поиск останков Государя до
1979, затем 1991 года
связан с какими-то недоразумениями. На мой взгляд, это совершенно обоснованные вещи, и есть свидетельства о
том, что в это время Комитет
государственной безопасности, который являлся сердцевиной, естественно,
ключевым звеном партийно-государственной системы, не сильно опасался за
то, что могут быть на этом направлении какие-то серьезные осложнения. И то, что
до сих пор есть определенная уверенность, что и Рябов, и Авдонин к лету 1979
года действовали не без патронажа высокого чиновника из Министерства внутренних дел, лично
министра — все это свидетельствует о том, что это вполне реальные факты
нашей советской действительности.
Должен сказать, что моменты эти весьма подвижны.
Источниковый материал, которым мы располагаем, даже имея в виду
художественные произведения, которые хорошо документированы, если брать,
например, книгу Марка Константиновича Касвинова, даже разные ее издания содержат определенные нюансы,
причем очень серьезного характера. Если вы возьмете издание 1989 года и 1987 года
книги «23 ступени вниз», то уже
здесь вы увидите серьезные очень сюжеты, которые наводят на важные и ответственные размышления. В 1987 году мы
четко видим выводы, которые автор делает из своего произведения: монархического
будущего у России нет и не может быть, это то, что должно преследоваться. В 1987 году он пишет,
что русские граждане участвовали в убийстве Николая II. Он пишет о том,
что мы должны — это третье —
дать достойный отпор
западной пропаганде — советологам,
как он называет. В 1989 году, когда уже полыхал Карабах, когда напряжение было очень сильным по
национальным линиям внутри нашей страны, про русских граждан вы уже не найдете. То есть книга уже редактировалась в эпоху
перестройки. И когда спрашивают:
а вот Михаил Сергеевич Горбачев, каким образом он знал ли и влиял ли и т.д.? Как влиял и воздействовал — это не
всегда напрямую читается, но фактом руководства страной в этот момент, когда
подцензурными становились другие части нашей истории, наверное, воздействовал.
И это надо иметь в виду и внимательно читать эти тексты. Внутрисистемные трения
— это в Советском Союзе
не из пальца высосанная проблема,
не нечто такое, что надо домысливать. В постсоветскую Россию в 1993 году
тоже это имело место, когда Генеральная прокуратура и Администрация Свердловской области
также не могли по целому ряду сюжетов истории с царскими екатеринбургскими останками договориться.
То есть это в определенной степени то, что сегодня мы должны иметь в виду в
нашей экспертной работе, и
эти моменты, не всегда
определяемые и даже на источниковом уровне прослеживаемые, исследуемые, в то же время, имея
дело с серьезными, большими массивами источникового материала архивного, художественной и
иной литературы, безусловно
прослеживаемы, и это должно обязательно фиксироваться на нашем
уровне и доводиться до читателя, до слушателя, до участников конференции, таких
как сегодня.