Антропологи над костями наших далеких предков, историки, изучающие останки исторических лиц, адвокаты с прокурорами в судах подчас ведут долгие споры, уже имея на руках результаты исследования ДНК. Почему? На эти и другие вопросы корреспонденту Елене КОТИНОЙ отвечает главный научный сотрудник Института общей генетики имени Н.И. Вавилова лауреат Государственной премии РФ и премии РАН, доктор биологических наук Лев ЖИВОТОВСКИЙ.
– Лев Анатольевич, недавно много писали о том, что японские ученые опровергли данные наших экспертов о том, что останки из-под Екатеринбурга принадлежат членам русской императорской фамилии. Вы не могли бы прокомментировать это событие?
– Речь идет о работе профессора Тацуо Нагаи из университета Китасото. Японские ученые исследовали ДНК из останков великого князя Георгия, из крови Тихона Куликовского-Романова, а также следы пота на ткани камзола Николая II. И действительно нашли расхождения с результатами профессора Павла Иванова и его соавторов.
Люди, которые хотят доказать, что екатеринбургские останки не останки царской семьи, готовы безоговорочно принять сообщение. Однако, чтобы сказать, достоверны ли чьи-то данные, надо понять, как они получены. Пока, на мой взгляд, повода для сенсационных заявлений нет.
– А если перейти от великих князей к простым людям, к тем делам, которые сегодня слушаются в судах?
– Давайте представим исследование в виде трех этапов. Первый – сбор образцов, содержащих ДНК. Это могут быть фрагменты мышечной или костной ткани, волосы, кровь, слюна и многое другое. Кто и как собирал материал, как маркировали и хранили образцы – все это важно. Несколько капель крови на месте преступления могли собрать в одну пробирку, а могли в разные. Если кровь принадлежала разным лицам, “образец”, собранный по первому способу, будет смесью, в которой нелегко разобраться. Ведь применяемый при экспертизе метод размножения ДНК очень чувствительный, он создаст множество копий одной-единственной молекулы, загрязнившей образец. Это способно привести к ошибкам.
По завершении анализа исследователи находят в образце определенные участки ДНК, длина которых может отличаться у разных людей, но может и совпадать. Набор таких фрагментов с описанием их длин эксперты называют генотипом человека.
Третью, заключительную стадию можно назвать популяционно-генетической.
Весь геном подозреваемого и всю ДНК в образце расшифровать нельзя: это была бы работа на многие десятилетия. Обычно изучают не более двадцати участков. С какой вероятностью у случайного прохожего эти участки окажутся такими же, как у подозреваемого? Оценка вероятности – третья стадия работы экспертов, она наиболее уязвима. Не случайно экспертное заключение формулируется осторожно: ответчик может быть отцом ребенка, следы крови могли быть оставлены подозреваемым… Речь идет о вероятностях, которые в быту называются высокими: 99,9 процента и выше. Но эта вероятность означает, что такой же генотип будет у одного из тысячи. А Москва – многомилионный город. И многонациональный…
Здесь мы подходим к очень важному моменту. Чтобы подсчитать вероятность, эксперт должен знать, как часто встречаются у людей различные варианты участков ДНК. Поэтому во всем мире специалисты собирают базы данных с частотами участков ДНК, используемых в судебной практике. Но Россия на генетической карте мира белое пятно, мы используем американские и европейские данные. Опытный адвокат непременно поставит вопрос: а может ли эксперт гарантировать, что генетический признак, который встречается лишь у одного из ста нью-йоркцев, не распространен в Москве гораздо шире?
Поэтому нужно срочно начать исследования частот встречаемости участков ДНК человека, используемых в судебно-медицинской практике, и в России.
– Неужели сейчас такие исследования не ведутся?
– По Москве сейчас сделаны две-три научные работы, сотни обследованных. Нужны же десятки – сотни тысяч! В крупных городах США для каждого района создана своя база данных. А ведь в Москве этническое разнообразие ничуть не меньше. Наш институт, ведущий в стране по проблемам популяционной генетики, предложил провести такие исследования, начав с Москвы, но встретил резкое сопротивление Российского центра судебно-медицинской экспертизы Минздрава России.
Конечно, эти исследования стоят дорого, только реактивы для анализа сотни образцов ДНК по одному участку обойдутся в 150 долларов. Но каждый пробел в популяционно-генетических исследованиях снижает достоверность идентификации личности.
Люди склонны полагать, что “наука не может ошибаться”. К сожалению, это не так. В этом году в США судят молекулярного биолога – автора множества экспертиз, которые оказались ошибочными; по результатам его работы вынесли 11 смертных приговоров, 10 из которых успели привести в исполнение. В ДНК-экспертизах, представляемых в наших судах, тоже немало ошибок. А в итоге не только ложные обвинения, но и оправдания преступников: квалифицированный адвокат всегда использует изъяны экспертизы. Единственный выход – вести экспертизу так, чтобы ошибок в ней быть не могло.
© "Литературная газета", 2002