(Екатеринбург)
Колчаковское расследование исчезновения царской семьи:
достижения и просчеты
Среди загадок, оставленных истории ХХ в., непреходящий интерес и у общественности, и у специалистов вызывает тайна исчезновения Николая Романова; его супруги и детей. Споры о версиях того, что произошло с несчастными узниками, заключенными тогда, в июле 1918 г., в доме инженера и предпринимателя Ипатьева в уральском городе Екатеринбурге, ведутся уже более восьмидесяти лет. И конца им не видно.
Хотя, казалось бы, предмета
для дискуссии нет. И надзиравший от администрации Колчака за ходом
расследования исчезновения бывшего государя–императора генерал Дитерихс, и
следователь Соколов, полгода возглавлявший это расследование, написали
объемистые фолианты, названия которых вроде бы не оставляли места сомнениям.
“Убийство царской семьи и членов Дома Романовых на Урале” назвал свой
двухтомник первый1. “Убийство царской семьи” повторил в названии
своего труда второй из этих, несомненно, хорошо осведомленных авторов2.
Не менее хорошо осведомленный человек, первый председатель исполкома
Екатеринбургского Совета рабочих и солдатских депутатов, в ту пору член
Уральского областного Совета Павел Быков, в свою очередь, назвал написанную им
книгу, повествующую о тех же событиях, “Последние дни Романовых”.
Однако вплоть до
сегодняшнего дня то здесь, то там появляются все новые и новые публикации
историков, юристов, журналистов, воспоминания очевидцев, в которых
высказываются сомнения в правомерности выводов Дитерихса и Соколова, в
достоверности их аргументации. Все настойчивее, особенно в последнее время,
раздаются голоса, утверждающие, что то ли всем царственным узникам, то ли части
их большевики сохранили жизнь.
Причем в спорах сторонников
тех или иных версий наблюдателей удивляет странность поведения непримиримых в
остальных вопросах политических противников. Буквально с первых же дней, как
стало известно об исчезновении царской семьи, версию как гибели ее, так и
спасения стараются подтвердить источники как с “белой”, так и “красной” сторон.
Парадокс…
Приоткрыть завесу
таинственности над судьбой венценосной семьи пытаются исследователи многих
стран.
Подтверждали точку зрения
Соколова и его сторонников маститые историки кадет Мельгунов из Парижа,
монархист Пагануцци из-за океана, советский публицист Касвинов, многие другие.
Среди в той или иной мере
сомневающихся в их аргументации — не менее признанные знатоки проблемы:
англичане Саммэрс и Мэнгольд, француз Марк Ферро, Николай Росс из Германии,
российский академик Вениамин Алексеев…
Постараемся разобраться в
подоплеке этих споров. Понять, почему все эти годы многих людей не оставляют
сомнения, — а насколько все же обоснована версия уничтожения царской семьи в
Екатеринбурге…
Прежде всего определимся,
представлены ли исчерпывающие доказательства убийства Николая Второго, членов
его семьи и слуг в доме отставного инженер-капитана Ипатьева.
Можно ли утверждать со стопроцентной уверенностью, что вся царская семья погибла?
Что это случилось в
указанном доме…
И в названое время…
И если будем справедливы,
если не позволим себе отойти с
позиций объективности, то отметим сразу: для сомнений в этих утверждениях есть весьма и весьма серьезные основания. Ведь, по сути, доказательств, бесспорных доказательств, приведенных колчаковским расследованием, что в доме Ипатьева была погублена
царская семья, не представлено. Не предоставлено, что бы кто ни говорил. Вывод
Дитерихса и Соколова об убийстве царской семьи умозрителен, опирается лишь на
косвенные свидетельства.
Потому что никто не отменял
старой юридической максимы: “нет трупа — нет убийства”.
Потому что отысканный в ходе
колчаковского расследования единственный свидетель будто бы состоявшегося
расстрела царской семьи, якобы даже участник его Медведев, по свидетельству
того же Дитерихса, поначалу звался… Бобылевым. И тайна превращения
красноармейца Бобылева в начальника караула дома Ипатьева Павла Медведева пока
никак и никем не раскрыта… Еще более интригующей становится эта тайна, если
припомнить, что этот самый Бобылев не просто сдался в плен наступавшим белым
частям под Пермью, но, вдобавок, и сдал им невредимым мост через Каму, мост,
который ему красным командованием было поручено взорвать…
В 1998 г., казалось,
проблема обрела окончательное решение. В родовой усыпальнице российских
властителей состоялся акт торжественного упокоения костяков, извлеченных из
захоронения в Поросенковом логу под Екатеринбургом. Длившаяся несколько лет
процедура идентификации завершилась официальным признанием светской властью их останками семьи Романовых.
Казалось бы, этим актом
расставлены все акценты в поиске разрешения тайны исчезновения царской семьи.
Найдены их останки. Есть трупы. Значит, было и убийство…
Ан нет!
Прошло 2 года. Не счесть,
сколько копий сломано по этому поводу. Не стоит перечислять все доводы
сторонников за и против научной исчерпанности данной проблемы. Обращу только
внимание на многозначительный факт. Русская православная церковь отказалась
признать костяки из Поросенкова лога тем, что осталось от трупов Романовых…
Устойчивым источником неоднозначности суждений о судьбе царской семьи, по мнению многих исследователей, являются изъяны расследования, проведенного колчаковскими властями в 1918–1919 гг. Поскольку именно в ту пору не были найдены ответы на вопросы, которые ставятся перед любым расследованием исчезновения людей (отметим в скобках — на большинство этих вопросов не найдено ответа и по сей день).
Посмотрим, насколько такое положение вещей определено было обстоятельствами той эпохи, а насколько — людьми, проводившими
расследование.
Что расследование проводилось в пору ведения активных боевых действий, что многие основные фигуранты событий находились по другую сторону фронта, в частях Красной Армии и были недосягаемы для следователей, бесспорно, не могло не сказаться на качестве расследования. Но и на “белой” стороне можно было найти немало
очевидцев, улик, которые давали возможность разобраться в сути происшедших
событий, раскрыть истину случившегося с царской семьей. Они и были выявлены.
Но… Но, как все более становится очевидным в настоящее время, не все они были
правильно использованы или истолкованы. А многими важными нитями расследования
в его ходе и вовсе пренебрегли…
Фактически 6 человек своими
действиями имели возможность существенно повлиять на ход следствия —
гвардии капитан Малиновский,
следователь Наметкин, член окружного
суда Сергеев, криминалист Кирста, следователь по особо важным делам Соколов и
генерал Дитерихс.
27 июля несколько крестьян обнаружили в лесу, в потухшем костре невдалеке от заброшенных шахт,
известных как Ганины ямы, несколько драгоценных камней и обгорелых частей одежды3.
29 июля капитан Малиновский
получил приказ обследовать район Ганиных ям4.
30 июля, захватив поручика
Шереметевского, скрывавшегося от красных в лесу невдалеке от тех мест,
следователя Наметкина, нескольких офицеров, врача наследника Деревенько и слугу
государя Чемодурова, он выехал туда5.
Так началось следствие по
делу об исчезновении государя Николая II, императрицы, цесаревича и Великих
княжон.
После того как всем составом
офицеры съездили в Коптяки, первый белый комендант Екатеринбурга полковник
Шериховский разделил команду Малиновского на две части. Одна, которую возглавил
капитан Малиновский, обследовала дом Ипатьева, другая, руководить которой был
назначен поручик Шереметевский, занялась осмотром шахт Ганиной ямы.
Комиссия Малиновского просуществовала всего около недели. Но именно она определила район основных следственных действий в Екатеринбурге и его окрестностях. Именно она нашла свидетелей оцепления коптяковской дороги вокруг Ганиной ямы красноармейцами. Нашла тех, кто видел подозрительный обоз, прошедший от Екатеринбурга внутрь оцепления и обратно. Добыла первые улики уничтожения там, в кострах возле шахт, вещей царской семьи. Следователь Наметкин начал описание обстановки в доме Ипатьева…
С 7 августа руководить
расследованием поручается члену окружного екатеринбургского суда Ивану
Сергееву.
Сергеев уже 11 августа 1918 г. в доме Ипатьева продолжает начатый Наметкиным осмотр. Он решил как можно скорее выяснить, “действительно ли совершилось само событие преступления”. И полагал, что ключ к этому — в доме Ипатьева. Осмотр он производил три дня — 11,12 и 14 августа. И совершил решающие для всего расследования действия. Описал комнату со следами двадцати двух пуль в стене и полу. Описал следы замывки крови в этой комнате и коридоре. Обнаружил расписание смен и часовых на постах Дома особого назначения. Обнаружил документы, указывающие, кем были в Доме особого назначения Юровский и Медведев. И таким образом, как казалось, замкнул цепочку улик, реконструирующих преступление. Они выстраивались так: бывшего государя и его семью свели из комнат второго этажа, где они жили, в полуподвальную комнату, расстреляли всех там, (показания некоего крестьянина Горшкова со слов некоего следователя Томашевского и осмотр комнаты), трупы вывезли по коптяковской дороге и уничтожили в районе Ганиной ямы (показания крестьян и Шереметевского). Позднее Сергеев написал в докладной записке адмиралу Колчаку: “Результаты осмотра во всей их совокупности дали мне основание признать событие преступления достаточно установленным…”
И тем не менее нельзя
сказать, что фразу эту Сергеев написал, будучи стопроцентно уверен в своем
выводе. До того он мучительно раздумывает, мечется в поисках точной оценки улик
и показаний свидетелей. Иногда ему кажется, что он находит верный ответ, и он
облегченно дает интервью журналисту Герману Бернстайну из “Нью-Йорк трибюн”:
“…После моего расследования я не думаю, что здесь были казнены все — и царь, и
его семья. По моему убеждению, в доме Ипатьева не были казнены императрица,
царевич и великие княжны. Но я полагаю, что царь, семейный врач доктор Боткин,
два лакея и горничная действителъно здесь убиты…”6.
Это интервью состоялось в конце января 1919 г.
Однако уже в феврале мнение
Сергеева резко меняется. Это произошло после того, как сдавшийся белым Бобылев
назвался Медведевым, бывшим начальником караульной команды Дома особого
назначения, дал показания агенту уголовного розыска Алексееву. Этот человек был
первым, кто назвал себя очевидцем расстрела бывшего императора, его жены, детей
и четырех придворных. Он с такими подробностями живописал ход и детали этого
злодеяния, столь убедительно рисовал роли участников, что 20 февраля 1919 г.
Сергеев составил постановление об его аресте, где впервые за весь период
расследования написал:
“… Надлежит признать:
1. Что по собранным
следствием данным событие преступления считается доказанным;
2. Что б. Император Николай
II, б. Императрица Александра Федоровна, Наследник-цесаревич, великие княжны
Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия одновременно, в одном помещении многократными
выстрелами из револьверов убиты;
3. Что тогда же и при тех же
обстоятельствах убиты состоящие при Царской Семье лейб-медик Евгений Сергеевич
Боткин, комнатная служанка Анна Демидова и слуги Харитонов и Трупп;
4. Что убийство задумано
заранее и выполнено по выработанному плану, что сопровождалось оно такими
действиями, которые носили характер жестокости и особенных мучений для жертв
преступлений, причем убийцы завладели имуществом убитых…”7.
Вследствие этого Сергеев
постановил: “…Павла Спиридоновича Медведева, 31 года рождения, привлечь по
настоящему делу в качестве обвиняемого в том, что по предварительному уговору с
другими лицами, задумав заранее лишить жизни заключенного в г. Екатеринбурге, в доме Ипатьева б. Императора Николая II,
супругу его Александру Федоровну, наследника Алексея Николаевича и Великих
княжон Ольгу, Марию, Татьяну и Анастасию, а также состоящих при них лейб-медика
Боткина, служанку Анну Демидову и слуг Харитонова и Труппа, он с этой целью
ночью на 17-е июля 1918 года (н.с.) заманил их в уединенную комнату нижнего
этажа и здесь многочисленными выстрелами из револьверов причинил им смерть,
после чего он и его соучастники завладели принадлежащими убитым ценностями и
вещами…”8. Казалось бы, все точки над i расставлены, и остается
только обстоятельно добрать и оформить доказательства и передать дело в суд.
Но тут в дело были привнесены другие свидетельства.
И честь представить их принадлежит юристу, надворному
советнику Кирсте.
Александр Федорович Кирста
подключился к делу об убийстве бывшего императора почти одновременно со
следователем Наметкиным. Обстоятельства сложились так, что именно А.Ф.Кирста
был назначен начальником уголовного розыска Екатеринбурга, после того как белые
заняли город и стали строить новую структуру власти. Среди прочих дел Кирста
должен был обеспечить розыскные мероприятия по поиску доказательств убийства
царской семьи в Ипатьевском доме. Он проявил и расторопность, и хватку. Уже в
начале августа 1918 г. им найдены и 7 августа опрошены важнейшие свидетели.
Среди них бывший охранник Дома особого назначения Летемин и жена начальника
караульной команды, стерегшей семью государя, Мария Даниловна Медведева. Оба
они достаточно подробно и почти одинаково описали картину расстрела всей
царской семьи в подвале дома Ипатьева. Мария Медведева узнала об этом от своего
мужа, который якобы присутствовал при казни и даже был среди расстрельщиков, а
Летемин обо всех событиях узнал от товарища по охране дома Ипатьева, Андрея
Стрекотина. Стрекотин стоял на посту у пулемета возле комнаты, в которой якобы
происходил расстрел.
Кирста не только обнаружил
свидетелей, он же проводил и обыски в доме Ипатьева и других местах, где
обнаружилась масса предметов из обихода царской семьи. Кирста провел опознание
этих предметов камердинером Николая Александровича Чемодуровым. Улики, добытые
Кирстой, вроде бы убедительно свидетельствовали о гибели царской семьи в
подвале дома Ипатьева. Кирста же выезжал и в район Ганиной ямы посмотреть на
работу команды, пытавшейся отыскать там трупы расстрелянных.
Но чем дольше Кирста вникал
в детали раздобытых им сведений и сопоставлял их, тем больше им овладевали
сомнения. И он их не скрывал. Свидетельствует поручик Шереметевский, который на
допросе у Соколова заявил: “…Кирста человек весьма для меня подозрительный. Он
потому мне кажется подозрительным, что он не считался с фактами. Он приехал
как-то к руднику и стал открыто осуждать нас за попытки найти трупы. Видимо,
наша работа для него была неприятна…”9.
Кирста был опытным юристом;
понятно, что некоторые обстоятельства, вскрывающиеся в ходе расследования,
откровенно настораживали его. Например. В обычае большевиков было предъявлять
рабочим комиссиям трупы расстрелянных “врагов трудового народа”. В случае с
царем так не случилось. Более того, когда Голощекин на собрании объявил о
расстреле бывшего государя, сразу же раздались возгласы: “Покажите тело!”
Голощекин замялся и увел разговор в сторону.
Тщательный осмотр шахт и
окрестностей Ганиной ямы показал, что, скорее всего, здесь произошло только
сжигание одежды узников Дома особого назначения. Следов уничтожения или
захоронения тел здесь практически обнаружено не было (найден только аккуратно
отрезанный палец).
События развернулись таким
образом, что Кирста был отстранен от расследования в Екатеринбурге. Вскоре его
перевели служить в Пермь, незадолго перед этим занятую войсками Колчака. И уже
в Перми 22 января 1919 г. Кирста снова нашел свидетеля по делу об убийстве
бывшего императора и его семьи. Свидетеля, показания которого подтверждали
версию гибели царской семьи в Екатеринбурге. Заключенный в пермской тюрьме
некто Вишневский показал, что на прогулках он разговаривал с товарищем по
несчастью, красноармейцем, неким Грудиным. Грудин называл себя комиссаром
Верх-Исетского района, участником расстрела царской семьи. Его рассказ,
расходясь в деталях с показаниями Летемина и Медведева, в принципе подтверждал
факт убийства всей семьи.
Но уже 10 февраля в поле
зрения Кирсты попадает доктор Уткин. Этот
человек убежденно заявляет, что в последних
числах сентября 1918 г. он… лечил
младшую дочь Николая II Анастасию. Вот протокол его допроса:
1919 года, февраля 10 дня,
помощник начальника Военного контроля штаба 1-го Средне-Сибирского корпуса
надворный советник Кирста производил допрос доктора Павла Ивановича Уткина,
жительствующего в городе Перми на углу Покровской и Осинской, дом 25–71, по
делу Императорской фамилии, в качестве свидетеля, который показал:
“В последних числах сентября
1918 года, проживая в доме Крестьянского поземельного банка на углу
Петропавловской и Обвинской улиц, каковой дом в это же время был занят
Чрезвычайной комиссией по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и саботажем, я,
врач Уткин, был срочно вызван в вечернее время, между 5–6 часами для оказания
медицинской помощи.
Войдя в помещение, занятое
больной, я увидел следующее: на диване лежала в полусознании молодая особа,
хорошо упитанная, темная шатенка со стрижеными волосами. Подле нее находилось
несколько мужчин, среди коих был
Воробцов, Малков, Трофимов, Лобов и ряд других лиц, фамилии которых неизвестны.
Среди всех мужчин была одна женщина, на вид 22–24 лет, умеренного питания,
блондинка.
Вследствие моей просьбы все
мужчины удалились. Женщина же, бывшая подле больной осталась, мотивируя тем,
что ее присутствие мешать мне, врачу, не может. Я, врач Уткин, ясно предугадал,
что женщина являлась в роли шпика.
На вопрос, поставленный мной
больной: “Кто вы такая?” больная, дрожащим голосом и волнующаяся, тихо сказала:
“Я дочь государя Анастасия”. После сказанных слов больная потеряла сознание.
При осмотре больной пришлось
обнаружить следующее: имелась больших размеров кровяная опухоль в области
правого глаза и разрез в несколько сантиметров (1,5–2) в области угла правой
губы. Изменений, каких-либо на голове, груди обнаружить не удалось. В моем
желании осмотра половой сферы мне было отказано. Затем я наложил больной
хирургическую повязку и прописал ей внутреннее лекарство, после чего меня
попросили удалиться из помещения”…»10.
Вскоре Кирста уже находит
многочисленных свидетелей, рассказавших ему на допросах, что в Перми в сентябре
1918 г. содержалась в заключении императрица Александра Федоровна и все 4
Великие княжны… Дело о судьбе царской семьи принимало интригующий оборот. Но
тут неожиданно последовал приказ Военному контролю (то есть Кирсте) прекратить
свое расследование судьбы царской семьи и все материалы передать следователю
Соколову. Кирста попробовал было настоять на том, чтобы ему разрешили
продолжить следственные действия в этом направлении. Его активно поддержал
товарищ прокурора Пермского окружного суда Д.Тихомиров. Он даже направил по
инстанции следующий документ: “Наблюдая постоянно за расследованием,
производимым Александром Федоровичем Кирста по делу об Императорской фамилии,
будучи посвящен им своевременно во все детали розыска и дознания, я нахожу
способ и пути расследования, избранные А.Ф.Кирста, единственно правильными и
давшими уже, несмотря на более чем скромные средства, положительные и неоспоримые
результаты (показания свидетелей, вещественные доказательства: кушетка,
рецепты, салфетки).
Поэтому полагаю крайне
необходимым дать возможность А.Ф.Кирста осуществить разработанный им план
расследования и закончить начатые уже розыски, и, со своей стороны, изъявляю
полную готовность продолжать работу с А.Ф.Кирста по этому делу, вплоть до
окончания его и задержания всех виновных лиц.
2 апреля 1919 г.
Товарищ прокурора Пермского
окружного суда. Тихомиров”11.
Но… вновь назначенный руководить расследованием генерал
Дитерихс был твердо убежден в гибели всех членов семьи Николая Александровича в
доме Ипатьева. Доказательства иного ему казались подозрительными или вздорными.
И просто отметались…
Потому он и предложил
заменить следователя Сергеева на следователя Соколова, убеждения и взгляды
которого ему импонировали. В феврале 1919 г. Соколову было передано руководство
расследованием обстоятельств исчезновения царской семьи…
Соколов рьяно принялся за
эту работу. Около месяца он потратил на ознакомление с материалами дела,
вещественными доказательствами, результатами экспертиз. В начале марта он уже
готов продолжать следствие на месте преступления. Перед отъездом Колчак вручает
ему следующий документ:
“Верховный правитель России
3 марта 1919 г.
№ 588/Б-32
гор. Омск
Настоящим повелеваю всем местам и лицам исполнять
беспрекословно и точно все законные требования Судебного Следователя по особо
важным делам Н.А.Соколова и оказывать ему содействие при выполнении возложенных
на него по моей воле обязанностей по производству предварительных следствий об
убийстве бывшего Императора, его семьи и великих князей.
Колчак (Подпись) Адмирал
Исполняющий обязанности директора
канцелярии
верховного правителя
генерал-майор
Мартьянов”12.
В Екатеринбурге Соколов
продолжает удивлять окружающих своей дотошностью, которая неизменно приносит
свои результаты. Осматривая дом Ипатьева, он находит (почти через восемь
месяцев после ухода красных из города) новые улики. В частности, в комнате со
следами ударов пуль Соколов обнаружил… еще несколько следов пулевых попаданий —
два в левой арке и одно в правой.
Не менее тщательно
обследовал Соколов и вероятное направление, в котором увезли тела убитых. Он
прошел всю дорогу до Коптяков пешком, подметив множество деталей, не
зафиксированных до него никем. В частности, нашел недалеко от Ганиной ямы
колдобину, в которой сохранились следы от застрявшего в ней автомобиля, и
бревно, с помощью которого автомобиль вытаскивали. Возле шахт Ганиной ямы,
спустя почти год после начала их обследования, нашел еще множество обгорелых
вещей бытового обихода.
Соколов старательно допросил
вновь всех основных свидетелей по делу. В их число вошли разводящий караульной
команды Дома особого назначения Якимов, охранник Проскуряков, капитан Малиновский,
поручик Шереметевский, коптяковские крестьяне и еще немало людей.
Вообще-то, говоря
объективно, собранные расследованием доказательства (вещественные улики,
показания свидетелей) давали следователю возможность вполне убедительно
восстановить обстоятельства погубления царской семьи. Удары пуль в стенах и
полу подвальной комнаты Дома особого назначения. Следы крови, замытые там и в
брызгах на обоях. Сходящиеся в главном показания многочисленных свидетелей,
среди которых один — Павел Медведев — не только очевидец, но и участник
бессудной расправы.
Детали сцеплялись одна с
другой, воссоздавая кошмарную картину безусловной мученической гибели
августейших пленников. И иезуитскую попытку скрыть это преступление. Потаенный
выезд из города обоза, в составе которого
оказался грузовой автомобиль со следами крови в кузове. Засекреченные, за
двойным кордоном оцепления, манипуляции красных в районе бывшего рудника
Ганиной ямы, куда, по всему видать, этот обоз и направлялся. Большое количество
предметов из обихода царской семьи, обнаруженных здесь в кострах у заброшенных
шахт. А в шахтах — отрезанный палец, два кусочка человеческой кожи, челюсть
искусственная, подобная той, что была у доктора Боткина. И труп любимой собачки
великой княжны Анастасии Николаевны.
Предположить, что все это не
имело отношения к царской семье, казалось нелогичным. Да, действительно, все
вроде бы складывалось звено к звену. И только одного не хватало для полной
убедительности выводов следствия. Одного, но весьма существенного. Не хватало определенности
с участью останков погубленных мучеников. Без них цепь всех собранных
доказательств не замыкалась. Для столь квалифицированного юриста это было
очевидно.
Итак, та же тупиковая
проблема, что встала перед Сергеевым. Которая того практически и останавливала:
нет трупа — нет убийства…
И не разрешить ее Соколов не
может. Ведь для грядущего суда по делу об убийстве бывшего императора и его
семьи, суда, которому, как это Соколов отлично понимал, предстоит стать
событием мирового значения, нужны бесспорные доказательства. Иначе найдутся
правоведы, которым не составит большого труда дезавуировать только
умозрительные выводы, среди которых важнейший — утверждение, что трупы
августейших особ были сожжены в кострах вблизи шахт Ганиных ям.
Ведь в материалах расследования
зафиксировано, что и до Соколова в тех кострах и около порылось немало людей и
много чего нашли.
Из показаний поручика Андрея
Шереметевского, данных им 9 июня 1919 г. следователю Соколову: “…Мы брали золу
и почву в двух кострах: около шахты и у березы и промывали все это. При
промывке костров было обнаружено: три части жемчужины, безусловно, от серьги,
парной с серьгой, найденной на дне шахты, три части какого-то золотого
украшения, топаз с осколком, три тоненьких пружинки, пуля с усеченным концом,
как мне кажется, от нагана, запонка для воротничка, осколки от какого-то
флакона, обрывки фотографической карточки, пуговицы, металлическая расческа,
вероятно, от какой-нибудь сумочки, пряжка от дамских подвязок, часть какого-то
украшения с маленькими бриллиантиками…”13.
И ни разу, сколько ни
вчитываешься в протоколы допросов всеми следователями рабочих, крестьян,
офицеров, побывавших в районе Ганиных ям, никто из них не отмечал там
повышенного содержания сала, сальных
масс в золе, земле под кострами или в других местах.
Но следователь Соколов не
был бы самим собой, если бы и здесь не прошел “все сначала”.
Неоднократно чрезвычайно
внимательно и со всей возможной детальностью были им обследованы кострища. И в
протоколах осмотра места происшествия самим Соколовым не отмечено повышенное
содержание сала в почве под кострами. Но вот приходит время определяться, куда
же делись трупы августейшей семьи. Отвечать-то на главный этот вопрос все равно
приходится. И тогда в книге Соколова “Убийство царской семьи” и Дитерихса
“Убийство царской семьи и членов Дома Романовых на Урале” появляются следующие
пассажи.
М.К.Дитерихс: “…Осколки
костей и остатки растопленного сала, найденные в шаxте, в районе костра у шахты
и на глиняной площадке, если экспертиза установит их безусловную принадлежность
человеку, могут считаться единственными материальными реликвиями, оставшимися
от мученически погибших за грехи людей бывшего Государя Императора Николая
Александровича, бывшей Государыни Императрицы Александры Федоровны, бывшего наследника
цесаревича Алексея Николаевича и Великих княжон Ольги, Татьяны, Марии и
Анастасии Николаевны…”14.
И даже отсутствию среди
найденных костей зубов, которые практически не сгорают при сжигании трупов,
Дитерихс находит объяснение: “… По мнению комиссии, головы членов царской семьи
и убитых вместе с ними приближенных были заспиртованы в трех доставленных в лес
железных бочкаx, упакованы в деревянные ящики и отвезены Исааком Голощекиным в
Москву Янкелю Свердлову в качестве безусловного подтверждения, что указание
изуверов центра в точности выполнены изуверами на месте. При отделении голов
для большего удобства сжигания, тела разрубались топорами на куски…”15.
Н.А.Соколов пытается быть более доказательным. Он пишет, приводя перечень доводов в пользу и возможности, и очевидности сожжения большевиками трупов убитых ими царственных мучеников и их слуг: “…65. Осколки костей млекопитающих. Все они сильно обожжены, разрезаны и разрублены.
Крушение власти Адмирала не
позволило мне произвести научное исследование этих костей, какое я бы желал.
Однако врач Белоградский, которому они были предъявлены мною при допросе,
показал: “Я не исключаю возможности принадлежности всех до единой из этих
костей человеку. Вид этих костей свидетельствует, что они рубились и подвергались
действию какого–то агента…” (Здесь Соколов не без эффектности заявляет: “Все
эти кости были найдены исключительно мною”.)
66. Куски сальных масс,
смешанных с землей.
Все эти предметы были
найдены в районе открытой шахты…”16.
Нельзя не обратить внимания
— куски сальных масс Соколов здесь не связывает с кострищами.
Сальные массы, не описанные в протоколах осмотра места происшествия. И происхождение которых тоже не прояснено.
А Соколов победно заключает:
“…Рудник выдал тайну Ипатьевского дома… Главная цель была уничтожить трупы…
разделить… на части, разрезать их… Части трупов сжигались в кострах при помощи
бензина и уничтожались серной кислотой… Сжигаемые на сырой земле трупы выделяли
сало. Стекая, оно просалило почву”17.
Но, господа, так же нельзя.
Без какой-либо серьезной
экспертизы, при отсутствии бесспорных улик и свидетельств, объявлять факт
сжигания тел доказанным! А на основании этого убеждать всех в раскрытии
преступления! В результате эквилибристики с доказательствами на грани и за
гранью юридического фола Соколов, не найдя трупы убитых, на весь мир заявил: им
раскрыто именно убийство!
Совершенно очевидно, что в
заключении, написанном Соколовым, значительно больше политики, нежели
юриспруденции…
Думается, глава сообщества
бывших российских послов Гирс немало времени провел, изучая материалы и книгу
Соколова, прежде чем сделал свое знаменитое заявление: “…Это мнение следователя
Соколова. Оно очень авторитетно, но все-таки это только его мнение”. Так
сказано о столь популярной и поныне версии.
Находка Рябова-Авдонина нескольких костяков в Поросенковом логу под Екатеринбургом, вскоре признанных официальными российскими властями останками царской семьи и их слуг, не только серьезно подорвала доверие мировой общественности к версии следователя Соколова, но и вообще к качеству проведенного им расследования. Не укрепило доверие к его выводам и закрытие для изучения независимыми экспертами еще на несколько десятилетий материалов судебного расследования в ФРГ по оценке правомочности притязаний Анны Андерсен называться Великой княжной Анастасией.
Так что на исходе ХХ в. мы можем только надеяться,
что исследователям ХХI в. удастся найти достоверные факты о судьбе Николая
Александровича Романова, его супруги, детей, приближенных и раскрыть тайну их
исчезновения…
1 Дитерихс М.К. Убийство царской семьи и членов Дома Романовых на Урале. В 2-х т. Владивосток, 1922.
2 Соколов Н.А. Убийство царской семьи. Париж, 1924; То же. Берлин, 1925.
3 Архив Н.А.Соколова. Протоколы допроса следователем Наметкиным крестьян Алферова, Бабинова, поручика Шереметевского. 1918. 3 авг.
4 Там же. Протокол допроса гвардии капитана Малиновского. 1919.17 июня.
5 Там же.
6 Марк Ферро. Николай II. М., 1999. С. 302.
7 Архив Н.А.Соколова. Постановление И.А.Сергеева от 20 февраля 1919 г.
8 Там же.
9 Там же. Протокол допроса Н.А.Соколовым поручика А.А.Шереметевского. 1919. 9 июля.
10 Там же. Протокол допроса А.Ф.Кирстой доктора П.И.Уткина. 1919. 10 февраля.
11 Там же. Отношение товарища прокурора Тихомирова от 2 апреля 1919 г.
12 Там же. Распоряжение А.В.Колчака.
13 Там же. Протокол допроса Н.А.Соколовым поручика А.А.Шереметевского. 1919. 9 июня.
14 Дитерихс М.К. Убийство царской семьи… Т. 1. С. 259.
15 Там же.
16 Соколов Н.А. Убийство царской семьи… С. 272–273.
17 Там же.